Минутка кладет бумагу на стол, и начинается подписыванье. Подписавшиеся отходят и садятся. Молчанов в это время поднимается, открывает глаза и сидит в остолбенении.
Князев(на авансцене). Про что ведь говорил?.. Молчанов-то, я говорю, про что говорил? Смех! Ха-ха-ха! Только задень их, сейчас дурь замелят. Даже про историю… Ну скажите вы, пожалуйста, кто же этой парши у нас бояться станет?.. Сам себя осудил!
(Вынимает из кармана маленькую бомбоньерку, достает из нее пастилку и сосет.)А Дробадонов-то как было вырвался… Хи-хи-хи… Нет, это, брат, не то! Тебя за добродетели твои, за справедливости могут чтить, кто хочет… а тут на голодном брюхе музыка построена, а не на справедливости… Хе-хе… Я слово чуть одно сказал, а подголоски подхватили, что ты корысть имеешь в том, чтоб стали фабрики, ну и… на кулачьях вынесли… Но он уж начал не жалеть и самого себя: такие люди в обществе негодны.
(Сердито оборачивается и громко.)Купец Калина Дробадонов!
Дробадонов(подписываясь). Пишет.
Князев(с иронией). Что? от мира, видно, не прочь.
Дробадонов(кладя перо). На мир не челобитчик.
Князев.А?
(Подходит и смотрит в бумагу.)Опять
«кипец». (Минутке.)Читай!
Минутка(берет бумагу). «1867 года, мая…»
Князев.Не все, а суть одну читай.
Входит служанка и подает Дробадонову иголку с длинной белой ниткой. Дробадонов садится на видном месте и начинает зашивать свой разорванный народом сюртук.
Минутка.Мм… м… м. «А посему приговорили: признать его, Ивана Молчанова, на основании всего вышеизложенного, злостным расточителем
Молчанов быстро приподнимается.
и, в ограждение разрушаемого им благосостояния жены своей и двух малолетних детей, устранить его от права распоряжения своим имуществом и сдать оное в опеку благонадежным людям…»
Молчанов(перебивая). Что? что такое?
Князев.В опеку. В опеку тебя приговорили.
Молчанов.Нет! Этого не может быть!
Князев(сося пастилку). Ну да, не может.
Молчанов.Да где ж был этот суд?
Князев.Вот видишь, за руганьем-то ты не видел, как и овин сгорел.
Молчанов.Тут разговоры одни шли.
Князев.А разве в чем же суд, как не в разговоре? Ты все парламентов смотришь; а у нас это просто.
Молчанов(перебивая). За что же, господа!.. За что в опеку? Помилуйте! мне тридцать лет…
Князев(ворочая во рту пастилку). Хотя б и триста; а мир тебя ребенком признал.
Молчанов.Господа!
Все тупятся и смотрят на Князева.
Фирс Григорьич! За что ты целый век меня преследуешь? Пусти меня на волю — я уйду! Или ты, может быть, униженья моего хотел?..
(Падает перед ним на колени.)Смотри, я здесь при всех перед тобою на коленях… прости меня… прости меня… в моей перед тобою невинности! прости!
(Кланяется в землю.)
Князев(проглатывая конфетку). Вот так-то бы давно, сынок! Не гордыбаченьем у старых людей берут, а почтением. А вы все, молодость, цены себе нынче не сложите. Мы, дескать, честь свою и гордость выше всего ставим; а все это вздор, ваши и честь и гордость! Пока лафа вам — ходите, как павы, хвост раскинувши, а сунет вас клюкою хороший старичок— и поползете жабами. Нехорошо так, друг!.. Ведь вот теперь смирился пылкий Шлипенбах
*— стоишь передо мною на коленях, и в этом умный человек тебя не покорит. Ты знаешь, перед кем стоишь; не пню почтенье отдал.
(Кладя ему на голову руки.)Ну, бог тебя простит. Теперь вот попроси людей, чтобы тебя простили за грубости.
Молчанов.Простите. Я себя не помнил!
Все
(разом). Бог простит.
Князев.Нельзя так, друг, не помнить. Ну да уж это прощено.
(Минутке.)Читай, Минутка!
Минутка.«И опекунами к имению Молчанова назначить жену его Марью Парменовну и с нею вместе соопекуном отца ее, купца Пармена Мякишева; а как сей Мякишев на сходе от такой обязанности отказался, то вместо его
(откашлявшись)поручить сию должность с полною за целость имущества ответственностию
Молчанов встает с колен и остро смотрит на Князева.
купцу Фирсу Григорьевичу, Князеву». Иван Максимыч, подпишитесь, что вам объявили!
(Подает Молчанову перо.)