Собрание сочинений. Том 1

Несмотря на своеобразие всех памятных мне типов нищих, я не могу не сожалеть об исчезновении профессионального нищенства. Возможно, что это чувство вызвано пережитками детства, видевшего в каждом бродяге переодетого принца или волшебника и окружавшего представителей этой профессии ореолом таинственности и сказки. А может быть, это чувство подсказывается нам убеждением, что старомодный способ подавать милостыню и непосредственное соприкосновение с нуждой равно благотворны как для подающего, так и для принимающего и что всякий посредник между ними подобен перчатке, правда, предохраняющей от заразы, но зато лишающей прикосновения нашей руки тепла и сердечности.

Что говорить, откупиться от скучной и беспокойной необходимости разбираться в нуждах страждущего ближнего куда как приятно. Но когда я держу в руках эти квитанции, которые передало мне, как издателю, сан-францисское Благотворительное общество, — хотя надо иметь некоторое воображение, чтобы представить себе, что здравомыслящий нищий обратится за помощью в редакцию газеты, — когда я держу в руках эти пустые бумажки, я невольно думаю: а что, если в роковой для нас час, когда будет решаться наша судьба и мы будем взывать к Неизреченному Милосердию, нам тоже придется удовлетвориться квитанцией?

Перевод М. Баранович

С БАЛКОНА

Каменный балкончик, служащий, по общепринятому ошибочному мнению, необходимой принадлежностью моего окна, был для меня долгое время источником любопытнейших наблюдений. Правда, превратности нашего климата не позволяли мне пользоваться этим балкончиком чаще чем один или два раза в полгода, что не меняет, однако, моего признательного отношения к этой нелепой архитектурной детали. Он для меня все равно что полотняное пальто и нанковые брюки для здешнего обитателя, еще не утратившего памяти о восточном летнем пекле, роскошь про запас, на всякий возможный, но маловероятный случай. Поэтому меня и не удивляет неизменное пристрастие санфранцисканцев к упомянутому архитектурному излишеству, несмотря на то, что климатические условия совершенно не позволяют им пользоваться. Балкончики, на которых никто не сидит, веранды, по которым никто не прогуливается, — все это знаки робкого заискивания перед суровым климатом, который мы пытаемся умилостивить нашей показной доверчивостью. Несообразность этих балкончиков очевидна во всякое время суток, однако наиболее разительна она в сумерки, когда солнце уже зашло, когда сгущается темень, а суровость климата словно находит звуковое выражение в пронзительных, визгливых фабричных гудках. Представьте себе при этом фигуры двух-трех пешеходов, явно запаздывающих домой к обеду и предвкушающих в неприветливом воздухе суровый прием, который ждет их дома, и вы получите одну из привычных картин, наблюдаемых с моего балкона, из-за которых само его существование и кажется таким бессмысленным.

Но вот, когда я облокачиваюсь на его перила нынешним вечером — редким по своей мягкости и красоте, и смотрю, как красный пепел моей сигары падает в темную бездну подо мной, я готов взять назад все сказанное в предыдущем абзаце, хотя мне и стоило труда выразить свою неприязнь, соблюдая правила вежливости. Я могу даже различить мелодию, доносящуюся с балкона музея на Маркет-стрит, хотя нужно заметить, что, как общее правило, музыка, исполняемая в музеях, зоологических парках и цирках, в высшей степени вульгарна и груба — может быть, вследствие связи с животным миром. Так мягок и ласков нынешний вечер, что я разглядел, как мелькают легкие платья на соседних балконах и верандах, а парадные окна гостиных в иных аристократических особняках по соседству, всегда строго охраняющие неприкосновенность жизни дома, сегодня вечером вдруг доверчиво распахнулись. Несколько парочек неторопливо прогуливаются по улице, и их шаги звучат приятной противоположностью обычному резкому деловому топоту, к которому вынуждают промозглые вечера даже самых нежных любовников. Погода сегодня так хороша, что лучам луны открылись не только ставни и парадные двери, но и более укромные уголки. Чепчик и шляпа, проследовавшие несколько минут тому назад под моим балконом, подозрительно близко склонились друг к другу. Я заключаю из этого, что мой друг издатель получит для ближайшего выпуска массу стихов, содержащих упоминание о луне с привычным эпитетом «серебряная», и что авторам виршей придется прибегнуть к слову «прекрасный» не по какой иной причине, как только ввиду явной нужды в рифме к словам «месяц ясный». Если же ни он, ни она не владеют искусством стихотворного самовыражения, теснящиеся в груди чувства найдут выход позже, за роялем, в романсах «Я брожу по берегу ручья» или «Под луной серебрится озерная гладь».