Собрание сочинений. Т. 9.

Стоя перед витриной, г-жа де Бов и ее дочь Бланш рассматривали вместе с г-жою Гибаль выставку раскроенных костюмов.

— О! Посмотрите-ка на эти полотняные костюмы, по двенадцать франков семьдесят пять! — воскликнула графиня де Бов.

Костюмы, перевязанные ленточками, были так искусно сложены в четырехугольных картонках, что видна была одна только отделка — вышивка, сделанная красными и синими нитками; в углу каждой картонки имелась картинка, показывающая этот костюм в готовом виде на молодой особе, по виду — настоящей принцессе.

— Боже мой! Да это большего и не стоит, — возразила г-жа Гибаль. — Только возьмите его в руки, и вы увидите, что это просто тряпка.

С некоторых пор они подружились, так как граф де Бов, прикованный к креслу припадком подагры, перестал выходить из дому. Жена терпела любовницу, предпочитая, чтобы свидания происходили у них в доме, ибо она выгадывала на этом немного карманных денег, которые муж позволял ей красть у него, ибо сознавал, что сам теперь нуждается в снисхождении.

— Ну что ж, войдемте, — сказала г-жа Гибаль. — Нужно же посмотреть их выставку… Ваш зять назначил вам свидание в магазине?

Госпожа де Бов не отвечала; взгляд ее был устремлен вдаль, она созерцала длинный ряд экипажей, дверцы которых отворялись одна за другой, выпуская все новых покупательниц.

— Да, — ответила наконец Бланш вялым голосом. — Поль должен зайти за нами в читальню около четырех часов, по пути из министерства.

Они обвенчались с месяц тому назад. После трехнедельного отпуска, проведенного на юге, Валаньоск возвратился на службу. Молодая женщина, подобно своей матери, приобрела уже некоторую тяжеловесность; после замужества она стала плотнее и как-то расплылась.

— Да это госпожа Дефорж! — воскликнула графиня, глядя на остановившуюся у подъезда карету.

— Неужели? — вырвалось у г-жи Гибаль. — После всех последних событий?.. Она, вероятно, еще оплакивает пожар «Четырех времен года».

В самом деле, это была Анриетта. Заметив говоривших о ней дам, она с веселым видом подошла к ним, скрывая свое поражение под маской светской непринужденности.

— Мне просто захотелось посмотреть. Не правда ли, всегда лучше самой во всем удостовериться?.. О, мы по-прежнему большие друзья с господином Муре, хотя и говорят, что он страшно сердит на меня с тех пор, как я стала интересоваться делами конкурирующего магазина… Одного только не могу ему простить, что он способствовал браку… — вы знаете? — браку Жозефа с мадемуазель де Фонтенай, моей протеже…

— Как? Это уже свершилось? — перебила ее г-жа де Бов. — Какой ужас!

— Да, дорогая, и это сделано исключительно с целью унизить нас. Я ведь его знаю, он хотел этим доказать, что наши светские барышни только на то и годны, чтобы выходить замуж за рассыльных.

Она оживилась. Приятельницы все еще стояли на тротуаре среди сутолоки, образовавшейся у входа. Но постепенно поток начал их увлекать, и, отдавшись течению, подхваченные им, они прошли в дверь, даже не заметив этого в пылу разговора, который приходилось вести очень громко, чтобы слышать собеседника. Теперь они расспрашивали друг друга насчет г-жи Марти. Рассказывали, будто несчастный г-н Марти после ужасных семейных сцен заболел манией величия: он черпает пригоршнями сокровища из недр земли, опустошает золотые рудники и нагружает повозки бриллиантами и другими драгоценными камнями.

— Бедняга, — сказала г-жа Гибаль, — он все бегал по урокам и всегда так плохо одевался, у него был такой униженный вид…

— Теперь она обирает какого-то дядюшку, — отвечала Анриетта, — славного старика, который овдовел и поселился у нее. Впрочем, она должна быть здесь, мы ее увидим.

Неожиданное зрелище приковало дам к месту. Перед ними во всем великолепии предстал магазин, самый грандиозный магазин во всем мире, как говорилось в рекламах. Центральная галерея прорезала теперь здание насквозь, от улицы Десятого декабря до улицы Нев-Сент-Огюстен; справа и слева, подобно церковным приделам, тянулись более узкие галереи Монсиньи и Мишодьер, вдоль улиц того же названия. Местами залы расширялись наподобие площадей, все пространство над ними было исчерчено переплетением металлических висячих лестниц и воздушных мостов. Внутренне расположение было изменено: теперь распродажа остатков производилась на улице Десятого декабря, отдел шелков находился посреди здания, отдел перчаток — в глубине, в зале Сент-Огюстен; из нового парадного вестибюля можно было, подняв голову, увидеть отдел постельных принадлежностей, переведенный с одного конца третьего этажа на другой. Число отделов достигло громадной цифры — пятидесяти, причем много было новых, открывавшихся в этот день; другие настолько разрослись, что для облегчения торговли их пришлось разбить надвое. Ввиду непрекращающегося роста торговых оборотов численность персонала на предстоящий сезон была доведена до трех тысяч сорока пяти служащих.