Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

Раздались аплодисменты. Через полчаса правление было выбрано, и Индрик Закис стал председателем нового колхоза! Руководители уезда поздравили его и пожелали успехов в работе. После этого все единогласно решили назвать Упесгальскую сельскохозяйственную артель именем Сталина.

Когда участники собрания, поздравив друг друга, стали расходиться, секретарь уездного комитета партии отвел Закиса в сторону и сказал:

— Подготовьте краткий отчет о состоянии артельного хозяйства: сколько земли, сколько скота, какой инвентарь. Через неделю вам придется поехать в Ригу. Весьма вероятно, что будет вынесено решение об оказании самой необходимой помощи новому колхозу. Подумайте как следует, какие у вас самые неотложные нужды.

— Нужды можно придумать самые различные, только я полагаю, нам надо привыкнуть с самого начала на своих ногах стоять, а не ждать, что все будет с неба валиться, — ответил Закис. — Вот если помогут искусственным удобрением и стройматериалами, нам этого на первых порах вполне достаточно.

— Вот об этом и скажите. Думаю, что дадут.

Руководители уезда уехали в город, а Индрик Закис задержался еще немного в Народном доме. На сердце у него было много новых забот и новых радостей. «Вот теперь ты можешь быть и счастливым и гордым, — думал он, — исполнилась самая твоя заветная дума, и ты сам помогал, чтобы она исполнилась. Пришли они, новые времена, теперь учись жить по-новому…»

Закиене после собрания скорее побежала домой, к ребятишкам, и он одиноко шагал в наступающих сумерках по дороге. Добрым, ласковым взглядом окидывал он окутанные дымкой поля и луга. Сотни раз ходил по этой дороге, наблюдал эти же самые пашни, и никогда они не казались ему такими прекрасными, родными.

— Наша земля, — сказал он негромко.

2

Дома Закиса ждала приятная новость: пока он был на собрании, в Лиепниеки приехали гости — Аустра и Петер Спаре со своим сыном Аугустом, а с ними и Аугуст Закис. О всех домашних делах их уже успел проинформировать Янцис, а Закиене, вернувшись с собрания, рассказала, как там все происходило.

— С ума сошел ваш отец — за такое дело взялся, — жаловалась она. — Тридцать восемь дворов… это все равно, что большое имение. Да еще по-новому берется хозяйничать. Поглядим, как он будет управляться.

— Ты, мама, за отца не беспокойся, — сказал Аугуст, — если он за что взялся, то на полпути не остановится. Уж наверное обдуманно будет действовать.

Закиене весь вечер глаз не сводила с обоих Аугустов — маленького и большого. Первый еще не умел говорить, — он одно только знал, как бы схватить ручонками каждый блестящий предмет. Но уже и сейчас проявлял заметную настойчивость характера — не успокаивался до тех пор, пока не получал требуемого. И мил он был сердцу женщины, как только может быть мил первый внучек, но и на другого, старшего, она налюбоваться не могла. Не спуская с рук младшего Аугуста, она счастливыми глазами глядела на старшего сына, жадно ловила каждое его слово. Не все ей было понятно, когда он разговаривал с Петером и Аустрой, но матери довольно было слышать его голос, видеть его не частую улыбку. Правда, когда Аугуст обращался к матери, речь его становилась простой и понятной до единого словечка.

Днем еще, до возвращения матери с собрания, Янцис и Мирдза сбегали в Лиепини и попросили бабушку отпустить к ним на часок Расму: девочка и раньше нередко приходила поиграть с Валдынем. Если бы Лиепиниене знала, что приехал Петер Спаре, она бы заставила прийти его самого.

— Ты меня узнала, Расминя? — спросил Петер, посадив на колени дочку. Он раза два в год приезжал навестить ее, а в день рождения и на именины непременно присылал подарки. И на этот раз он приехал не с пустыми руками. Получив большую коробку конфет, Расма поделилась с Валдынем, Мирдзой и Янцисом, потом нарядилась в голубое летнее пальтецо и лаковые туфельки и ни за что не соглашалась снять их.

— Узнала, — медленно ответила девочка, не глядя на отца от застенчивости. — Ты мой папа. А где у тебя медали?

— Я их не каждый день надеваю.

— А у дяди Эрнеста нет медалей, он никогда не надевает. Дядя Эрнест теперь у нас не живет.

— Где же он?

— Уехал на работу. И мама уехала.

— А тебе не хочется уехать?

— Не знаю. Бабушка говорит, я никому не нужна! Придется мне жить с бабушкой и дедушкой. На тот год меня пошлют коров пасти, а сейчас пока не посылают.

Петер оглянулся на Аустру. Она ласково, ободряюще смотрела на него своими чистыми, ясными глазами. Переборов волнение, Петер нагнулся к девочке и сказал:

— Нет, дочка, пасти коров тебе не придется. Ты будешь учиться. Осенью начнешь учить буквы, а потом в школу пойдешь.

— Мирдза говорит, в школу далеко ходить. А я все равно пойду.

— Тебе, доченька, не надо будет далеко ходить. Осенью ты поедешь в Ригу. Тебе хочется жить со мной?

Расма опять застеснялась, молча уткнулась лицом в грудь отцу.

Потом она почти до самого вечера играла с Валдынем и детьми заведующего коннопрокатным пунктом — это были единственные ее товарищи.

Под вечер, когда стали загонять скотину, из-за сада Лиепиней вышла пожилая женщина и стала звать: