И Элла начала обходить своих довоенных знакомых: посидела часок у одних, посидела у других, рассказала падким до сплетен мещанкам о великой несправедливости, постигшей несчастную женщину, которую так бессердечно бросил муж в самом начале войны. Пока он скитался по разным фронтам, она воспитывала ребенка и жила как монахиня, ничего не зная, кроме тяжелой работы, материнских забот и тоски. Отступая из Латвии, немцы силой увезли ее в Кенигсберг, послали на самые тяжелые работы по рытью укреплении. А он в это время успел второй раз жениться и о семье нисколечко не беспокоился.
— Вот глядите сами, каковы эти новые порядки, каковы их нравы…
Понятно, кое-где она находила сочувствующие сердца, и ее печальный рассказ, в достаточной степени приукрашенный и дополненный характерными деталями, доходил и до друзей Петера и еще скорее — до его недоброжелателей.
Одним из первых узнал об этом Эрнест Чунда. Ему было приятно слышать такие вещи о брате Айи, и когда однажды он встретился с Эллой у каких-то общих знакомых, то уже знал, что имеет дело с родственной душой.
Сошлись два мученика — у обоих было одно горе, оба пели на один мотив. Элла ругала Петера и Аустру, Чунда — Руту и Ояра; один кончал, другая начинала — получился слаженный дуэт. Но, ругая Ояра и Руту, Чунда не забывал бросать внимательные взгляды на Эллу и с удовольствием констатировал, что она еще довольно интересная женщина, несмотря на все пережитые передряги. К тому же, по отзывам знающих людей, отцу ее принадлежало не очень далеко от Риги довольно приличное хозяйство, и Элла была единственной дочерью. В тяжелое послевоенное время это имело немаловажное значение. И Эрнест Чунда сказал про себя; «Дело стоящее!»
— Когда вы едете домой? — спросил он.
— Дня через три.
— Как вы посмотрите на мое предложение сходить сегодня вечером в театр? Искусство возвышает человека, помогает забыть повседневные заботы и неприятности. Мы с вами оба в этом нуждаемся.
— Отчего не пойти…
— О билетах я позабочусь.
До вечера у него осталось достаточно времени для размышлений. Руководящих и ответственных должностей впереди не предвиделось, а прозябать на мелких ролях он вовсе не собирался. Может быть, в деревне, где сильно ощущается недостаток в способных работниках, он опять выйдет в люди?
Они посмотрели спектакль, потом Чунда проводил Эллу в Задвинье. Расстояние от трамвайной остановки до квартиры оказалось для них вполне достаточным, чтобы не спеша разобраться в одном из самых серьезных жизненных вопросов.
— Мы оба много вынесли, и буря выбросила нас на пустынный берег, — сказал Чунда, шумно вздохнув. — Мы герои одной трагедии.
— Как это верно… — Элла тоже вздохнула, но тише.
— Такие люди способны понять друг друга как никто, — продолжал Чунда. — И я так думаю… Зачем нам мучиться и страдать на радость нашим недоброжелателям? Мы знаем, что на земле, говоря конкретно здесь же, в Риге, есть люди, которым наше горе доставляет большое удовлетворение. Они смеются над нашим несчастьем, над нашими разбитыми сердцами.
— И как смеются… — согласилась Элла.
— А если мы положим конец этому смеху? Дорогая Элла, я уверен, что из нас выйдет счастливая пара. Вы как думаете?
Элла очень долго молчала, потом ответила так, как она привыкла отвечать в подобных случаях:
— Вы так неожиданно… мне надо подумать.
— Конечно, конечно… — поспешил согласиться Чунда. — Подумайте до утра. Только не забудьте одного: какую кислую мину сделает ваш бывший супруг, когда он узнает о нашем счастье.
Элла засмеялась резким смехом.
— Это ему не очень понравится. Он ведь думает, что без него для меня и жизни нет.
У ворот дома он крепко пожал Элле руку, галантно поклонился, приподняв шляпу, и сказал:
— До свиданья. С вашего разрешения я приду завтра в одиннадцать. Или можно раньше?
— Нет, раньше не стоит, — ответила Элла.
Она думала всю ночь — и не столько о радостях совместной жизни с Чундой, сколько о громадном впечатлении, которое произведет на некоторых людей этот брак. «Он славный, серьезный человек… Отец уже стареет, и усадьбе нужен хозяин… с ним где угодно не стыдно показаться. Вот будет злиться Петер. И ни чуточки он не хуже Копица и Рейнхарда, и года самые подходящие. А то сколько еще времени я буду жить вот так — без мужа?»
В одиннадцать часов утра Эрнест Чунда прохаживался по тротуару мимо ворот и ждал Эллу, а через десять минут они уже гуляли меж сосен Агенскална, оживленно болтали и называли друг друга на «ты». И хотя лето близилось к концу, им казалось, что вернулась весна.
С послеобеденным поездом Элла уехала из Риги, и с нею поехал ее будущий муж — поехал представиться родителям своей невесты и получить их согласие.
Увидев издали идущую со станции дочь в сопровождении высокого мужчины, Лиепини решили, что это Петер, и порадовались, что Элла так быстро все уладила. Но когда те вошли во двор, недоумение взяло стариков. Кто это еще? Что опять Элла выдумала?
— Добрый вечер, — сказал Чунда и учтиво пожал старикам руки.
А Элла добавила:
— Познакомьтесь! Это товарищ Чунда — мой будущий муж.