Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

В течение часа он узнал все, что ему было нужно. Оставалось только приготовить транспорт и объехать по порядку некоторые дворы, где были спрятаны тракторы, сеялки, жнейки и прицепной инвентарь. Большую часть всего этого Гаршин нашел в брошенных кулацких усадьбах, но некоторые машины были увезены в лес и так ловко запрятаны, что приходилось звать на помощь волостных активистов и говорить с укрывателями в присутствии свидетелей.

— У меня эмтээсовская молотилка? — удивлялся потревоженный кулак. — И придет же людям в голову! Ищите где-нибудь в другом месте, может и найдется.

— Не обманывай, сосед, — говорил вчерашний батрак. — Лучше расскажи, где зарыл ее. Ведь еще в августе хлеб молотил.

— Немцы привезли, немцы и увезли. У них и спрашивайте.

— На твоих лошадях везли, сам же ты и правил.

Когда таким порядком удавалось припереть к стене прожженного плута, молотилка обнаруживалась в самой чаще леса, но обычно без приводных ремней или у нее не хватало какой-нибудь другой части. Опять дипломатические переговоры, опять помощь свидетелей, и недостающую часть находили, наконец, то в картофельной яме, то под хворостом или в подполе.

Вскоре на машинно-тракторной станции появились печники и плотники. Ремонтировали строения, на месте сгоревшего построили новый сарай для машин и склад для горючего. Постепенно заполнялись штаты станции — появились механики, трактористы и счетовод. Начали ремонтировать инвентарь, заключали договоры с крестьянами, устраивали коннопрокатные пункты. Гаршин уже организовал бригады и выработал маршрут для каждого трактора.

Однажды к нему явился маленький обтрепанный мужичок. Пришел пешком, потому что жалко было гонять лошадь за четыре километра по грязи.

— По имени я буду Бумбиер, господин директор, — начал он, теребя в руках облезлую заячью ушанку. — Новый трудовой крестьянин с хутора Вилдес. Может, слыхали? Всю жизнь батраком промаялся, а на старости такое счастье привалило: сам себе хозяин, имею свою землю! Большое спасибо советской власти…

— Сколько земли вы получили? — спросил Гаршин.

— Полную норму — пятнадцать гектаров. Одна беда: как нам со старухой эту землю обработать? Лошаденка, правда, есть, да совсем швах. Люди говорят, будто с такими, как я, МТС не заключает договоров. Правда, что ли, господин директор?

— Во-первых, бросьте вы этого «господина», — сказал Гаршин. — Пора бы отвыкнуть. Во-вторых, ваша лошаденка не так уж плоха, позавчера видел у исполкома. И, в-третьих, в усадьбе Вилдес больше сельскохозяйственного инвентаря, чем надобно для одного хозяйства. Непонятно только, каким путем все это попало в ваши руки. Передайте инвентарь станции, тогда я заключу с вами договор. Если нет — обходитесь своими силами.

— Как это отдать? — удивился Бумбиер. — Не задаром досталось, своим горбом нажито: хозяин в зачет платы оставил, когда уезжал. В зачет платы, значит.

— Тогда чего же нам попусту разговаривать! — ответил Гаршин. Ему уже тошно стало от заискивающих взглядов старика.

— Стало быть, не станете заключать. — Бумбиер несколько раз шумно вздохнул, и вдруг в руках у него, откуда ни возьмись, появилась бутылка. — А я было собрался распить магарыч. Если не обижаетесь, можно отведать, товарищ директор… Рюмочки у вас найдутся?

— Обойдемся без рюмочек.

— Иль прямо из бутылки? — обрадовался Бумбиер. — Я тоже считаю, из горлышка способнее. Совсем другой вкус.

— Обойдемся и без рюмочек и без бутылки. — Голос Гаршина зазвучал резко.

— Один-то глоточек можно, — не успокаивался Бумбиер. — Не развалитесь ведь.

— Уйдите-ка вы лучше отсюда подобру-поздорову.

— Не знал я, что вы из баптистов будете, — бубнил старик, стоя уже у двери. — Люди говорили — простой такой, как все… Откуда же мне знать… Биезайс — тот, обратно, обижается, если ему не дадут промочить горло. Милиционер тоже не хает, если случай подходящий. И что это вы так?

Результатом этого разговора было то, что по инициативе Гаршина уездный исполком предложил передать часть брошенного Вилде инвентаря в распоряжение МТС. Даже после этого у Бумбиера осталось более чем достаточно, но он горевал и плакался на всю волость, что Гаршин сущий живодер: отнял у бедного батрака все заработанное.

Однажды в субботу вечером к Гаршину пришел сын хозяина соседнего хутора и торжественно пригласил его на именины отца.

— Мы как-никак соседи, а соседи должны жить в дружбе и согласии. Приходите, отец будет очень рад.

— Спасибо, но завтра я должен быть на совещании в уездном исполкоме, — ответил Гаршин.

В понедельник вечером пришел обиженный именинник и опять стал звать Гаршина.

— Удостойте своим присутствием, хоть на проводы придите. Все мы люди простые, как говорится, от одного корня. К нам можно.

Но Гаршин знал, что у этого «простого» человека при немцах работали трое военнопленных и держал он их впроголодь, никаких поблажек не давал. Гаршин сослался на дела и не пошел. После этого еще кое-кто из кулаков пытался зазвать его в свою компанию.