Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

— Ну, чего смотрите! Грузите их на телегу, и свезем в лес! Слишком много чести будет, если мы этих большевиков похороним у дороги. Ну, мальчик, что таращишь глаза? Поворачивай свою лошадь и вылезай из телеги.

Карлуша понемногу освобождался от охватившего его оцепенения, но Друкису пришлось повторить свое распоряжение — только тогда мальчик понял, чего от него хотят. Расстрелянных положили в телегу и увезли в лес, метров на двести от дороги. Здесь айзсарги вырыли у подножия какого-то холма неглубокую, фута в два, яму.

Когда айзсарги потащили расстрелянных за ноги к яме, Карлуша собрался с духом и потянул Друкиса за рукав:

— Господин Друкис, я вас очень прошу… Нельзя ли свезти отца домой? Мы никому не скажем… похороним в углу сада у погреба. Разрешите, господин Друкис…

— Еще чего захотел! — вспылил Друкис. — Отстань! И попробуй кому-нибудь рассказать о том, что ты здесь видел, — узнаешь тогда. — Он выхватил револьвер и потряс им перед лицом Карлуши. — У меня очень легкая рука на такие дела. Ты намотай это себе на ус.

Карлуша замолчал и отошел.

…Под вечер Карлуша приехал домой. Он выпряг лошадь и отвел ее в загон, затем вернулся и убрал под навес амбара сбрую. И только после этого разыскал мать. Они уселись на скамейке возле дома и тихо заговорили. Кристина, подавляя рыдания, глотала слезы, а Карлуша, не выпуская из своих мальчишеских ладоней грубую рабочую руку матери, поглаживал ее. Когда все было рассказано и мать хоть немного успокоилась, Карлуша сказал:

— Этого нельзя так оставлять, мама… Отец всегда думал, что все люди добрые, но мы теперь видим, что эти добрые люди с ним сделали. Нельзя так оставлять… ни за что. Говорят, там, в большом лесу за Журавлиным болотом, есть партизаны, — я слышал, как айзсарги говорили о них. Вам с Ильзочкой придется некоторое время остаться вдвоем. Мне… надо идти.

Мать привлекла его к себе, прижала голову сына к своей груди и стала гладить. Оба молчали.

Ночью, когда стемнело, Карлуша вышел из дому. Он хорошо знал глухие, уединенные тропинки, которые вели в большой лес за Журавлиное болото. Он мог идти смело и решительно, зная, что не встретит на своем пути ни айзсарга, ни фашиста. Он очень спешил, чтобы скорее попасть к партизанам и вместе с ними отомстить за отца, Рейниса Скуиня, Иесалниека, за всех остальных… за весь народ… и чтобы бороться с теми людьми, которые не были добрыми.

1949

Самое ценное

В субботнее утро, когда Микелис Вимба и еще два члена рыболовецкой артели «Коммунар» вышли в море — выбирать заброшенные сети для салаки, — «цельсий» показывал всего лишь пять градусов ниже нуля и погода была такая тихая, что рыбаки не сочли нужным брать с собою парус. Товарищи Вимбы, сорокалетний Эдгар Андерсон и восемнадцатилетний комсомолец Паулис Салтуп, считались отличными гребцами, а Вимба сидел на руле. Сети были заброшены километрах в трех от берега. Через каких-нибудь полчаса рыбаки достигли опознавательного буйка первого порядка и начали выбирать сети в лодку. Улов обещал быть хорошим. Больше всего рыбы попало в сеть, которая стояла мористее. Вместе с салакой на сланях лодки кое-где трепыхались мелкая треска и бычки.

Управившись с первым порядком, рыбаки снова взялись за весла и приблизились к следующему — всего им надо было выбрать три порядка сетей. Прошло больше часа, пока все сети очутились в лодке.

Целиком погрузившись в работу, люди не смотрели по сторонам и не заметили, что между лодкой и берегом, подобно подгоняемой легким ветерком дымке, все больше и больше сгущалась охладевшая испарина моря, похожая на туманную мглу.

Первым это заметил Андерсон. Уложив в лодку последний буй с черным флажком, Андерсон похлопал себя по бокам, чтобы согреть руки, и потянулся, выпрямляя затекшую спину. Вдруг его худое, гладко выбритое лицо озабоченно вытянулось.

— Гм… — проворчал он. — Море парит. Берега не видать.

— Давайте-ка скорей домой, — сказал и Вимба. — Скоро пропадет всякая видимость.

Но они и сейчас ничего не видели. Дымчатая мгла сгущалась с каждым мгновением все больше, и скоро морские испарения так уплотнились, что далее двадцати шагов ничего нельзя было различить.

Андерсон с Паулисом снова взялись за весла. Вимба правил наугад, выбрав, как он думал, самый короткий путь к берегу. Когда вот-вот сквозь завесу мглы должны были показаться темные контуры берега, Вимба достал лот и измерил глубину.

— Тьфу ты, нечистая сила… — разозлился он, вытаскивая бечеву лота. — Двенадцать саженей!

Сети были поставлены на глубине восьми сажен. Значит, они отошли от берега еще дальше.

— Сейчас самое разумное — выбросить якорь и остаться на месте, — предложил Андерсон. — Иначе занесет нас черт знает как далеко от дому.

— Я тоже думаю, что это самое разумное, — согласился Вимба.

Андерсон поднялся, достал якорь и выбросил его за борт. Когда якорь зацепился за дно и веревка натянулась, Андерсон опустился на банку и закурил папиросу.

— Так… сели… — Он сплюнул. — Поди узнай, как долго придется проторчать здесь.