— Господи, ну, конечно, на должность министра или директора треста я не рассчитываю, но директором какого-нибудь маленького предприятия вполне бы мог… На худой конец — заведующим магазином.
— Я так и знала… Заведующим магазином?.. Никаких магазинов, Джек, — тебе нужно подальше держаться от таких мест.
— Спасибо, — обиженно протянул Джек, — ты думаешь, что я и устоять не смогу перед искушением? Плохо ты меня знаешь.
— Очень хорошо я тебя знаю. Знаю, что нипочем не выдержишь, сорвешься, — безжалостно ответила Фания. — Начнешь с мелочи, а кончишь грязными махинациями. А я хочу, чтобы в нашей жизни не было ни одного грязного пятнышка.
— Тебе везде грязь чудится…
— Вот и эта поездка твоя… Спекулировать ведь едешь…
— Не выдумывай, пожалуйста, Фания. Если так рассуждать — кооперация тоже грязное дело. Почему же советская власть поощряет ее?
— Ты на кооперацию свои грехи не сваливай. Ты сам ее обманываешь на каждом шагу. Но меня обмануть тебе не удастся.
— То есть?
— А то и есть, что эта поездка будет последней. Больше по таким делам ты не поедешь.
— А если поеду?
— Тогда мне ясно, что ты жену и ребенка ни во что не ставишь. Тебе барыш дороже всего на свете. Джек, подумай сам, неужели ты не желаешь добра своей дочери?
Джек отчаянно махнул рукой.
— Э, для кого я больше всего и стараюсь? Ну, ладно, будет по-твоему — еду в последний раз. Как только вернусь, тут же откажусь от должности агента и пойду на любую работу, ка какую ты велишь. Довольна, что ли?
— Я тогда буду довольна, когда ты это сделаешь.
— Ну вот тебе честное слово, Фани.
Фания поняла, что раз Джек положил лишнюю пару белья, значит — меньше двух недель не проездит. Он всегда говорил о каких-то сложных маршрутах, по которым обязательно нужно ехать, об окончательных расчетах со старыми поставщиками; вероятно, одной недели ему действительно было мало. Она больше ничего не сказала и, убрав со стола, легла спать.
Уложившись, Бунте вошел в уборную. Защелкнул задвижку, прислушался, не встала ли Фания, после чего перегнулся через унитаз и из укромного уголка позади вытяжной трубы, куда никогда не доставала ни половая тряпка, ни щетка, вытащил коричневый бумажный сверток: это был его тайный «банк». Он развернул толстую бумагу и осторожно пересчитал деньги. Всего было сорок пять тысяч рублей. Маленький особнячок в Межа-парке был почти что в руках. Бунте как наяву видел и трубу, и красивую шиферную крышу, и окна в национальном стиле, а в одном окне — улыбающееся лицо Дзидры.
«И ты меня будешь ругать за это, Фани? — думал он, с удовольствием перебирая приятно шуршащие денежные знаки. — Ни за что не поверю… Как еще расцелуешь!..»
Наглядевшись на свои капиталы, Бунте заботливо завернул деньги в бумагу и спрятал на прежнее место.
Рано утром он сел на мотоцикл и поехал по Псковскому шоссе в северную часть Видземе.
А Фания, проводив Дзидру в школу, отправилась в город по одному давно задуманному ею делу.
Она пошла в трест, к Жубуру, и через секретаря попросила принять ее.
— Я хочу работать, товарищ Жубур, — сказала Фания. — Может быть, вы мне поможете поступить на какую-нибудь маленькую должность. Я буду благодарна за любую работу, которую мне доверят.
Жубур, подумав немного, позвонил начальнику отдела кадров треста.
Через несколько дней Фания уже работала на одном из предприятий треста счетоводом.
У Бунте во многих местах были «свои люди». У них он останавливался и хранил свой груз, от них, как летчик с авианосца, отправлялся в разведку по хуторам, и не наудачу, а снабженный самой точной информацией: он всегда знал, в каком доме что приберегли для рынка и какими покупками больше всего интересуются хозяин, его жена и взрослые дети. Бунте, как коробейник, появлялся в самый нужный момент, запросто здоровался со всеми домашними и, не торопясь, устраивал свои дела.
— Как здоровье, хозяйка? По-прежнему донимает больной зуб, или уже вырвали? А я только что достал партию подвязочной резины разной ширины и цветов, не возьмете несколько метров? Неизвестно, можно ли будет скоро достать такую… Есть калоши, мыло и дамские чулки высшего качества, замки «молния», бритвы, резиновые сапоги…
Некоторым он привозил товар, заказанный в прошлый раз, что-нибудь такое, что трудно было достать. С молодыми у него был один разговор, со стариками — другой. Завидев на дороге его мотоцикл, люди говорили:
— Опять Джек приехал — значит, будут новости.
Ясно, что Бунте знал решительно все, что происходит на свете, и сельским политикам было о чем побеседовать с ним. Говорили и про Китай и про Индонезию, про Америку и Бизонию, а заодно кое-что продавали и покупали. Мясо, масло, щетина и картофель — все интересовало Бунте. Затем он договаривался со «своими людьми» и отправлял товар в Ригу, а сам ехал в другую волость. Его помощники работали неустанно, они делали всю мелкую и черную работу, заблаговременно собирая мелкие партии товара на «базы». Понятно, что и они получали свой процент.