Собрание сочинений. Т.4.

Тут Дрехслер остановился и нервно забарабанил пальцами по столу. Откровенно говоря, он не может пожаловаться на недостаток почета. Кем он был до назначения на пост генерал-комиссара Латвии? Средним чиновником, рядовым слугой Гитлера и членом партии национал-социалистов, имевшим, правда, некоторые заслуги по ликвидации реммовского путча [11]. В Германии о нем никто не говорил, таких чиновников там тысячи. Теперь он генерал-комиссар, государственный советник, доктор и мог бы стать первым лицом в Латвии, если бы рейхскомиссар Остланда не выбрал своей резиденцией Ригу. «Пока Лозе здесь, придется оставаться на вторых ролях. Почему бы ему не обосноваться в Минске или Каунасе? Екельн, по всей вероятности, тоже переедет в Ригу, иначе зачем он появился здесь? Не исключено, что притащится сам Розенберг со всем штабом. Слишком много начальства соберется, трудно дышать. Впрочем, возможно, что этих тузов тянет поближе к Ленинграду и Москве, а они, наверно, скоро будут взяты. Ржев и Гжатск уже заняты. Еще бросок — и фюрер устроит на Красной площади парад. Бал в Кремле! — говорят, там великолепные залы. В Риге тоже устроим бал. Может быть, к тому времени Лозе перекочует в Москву. Я буду хозяином и представителем Великогермании. Блондинку можно будет сплавить кому-нибудь — генерал полиции давно на нее заглядывается. Черноглазая балерина достанется мне. А к тому времени приготовим фюреру подарочек по случаю победы… Подарок, который затмит все предыдущие подношения».

Дрехслер выпрямился и улыбнулся. Нос с горбинкой, молодцеватая выправка, форменный мундир чиновника партии национал-социалистов придают ему довольно представительный вид. Ему есть чем похвалиться. По установлению нового порядка Рига не на последнем месте. Об этом позаботились и доктор Ланге, и маленький Краузе, и Штиглиц, а отчасти и полицейский крючок Вольдемар Арай, которого они произвели в хауптштурмфюреры. Тюрьмы переполнены, и это отнюдь не первый по счету состав. А там еще Спилвенские луга, Бикерниекский лес, еврейские кладбища… Трудно даже сказать, сколько тысяч человек там похоронено, но во всяком случае цифра получается четырехзначная. Это в одной только Риге, а сколько расстрелянных в Лиепае, Даугавпилсе, Резекне и других местах! Начиная с первых чисел июля, крови выпущено достаточно. До сих пор расстреливают каждую ночь, каждое утро приходят донесения и отчеты. Не зря стараются. Сам Гитлер доволен.

«Но теперь мы превзойдем себя. Новые масштабы, совсем иной размах. Екельн прав: такие дела нельзя делать по-любительски. Радикальные меры. Сначала ураган, потоп, землетрясение, а потом — спокойствие. Пусть трепещут, пусть знают, что у нас рука не дрогнет. После этого можно повысить голос и заговорить с латышами другим тоном. Довольно шептаться и дискуссировать. Мы требуем, а вам надо выполнять. Точка».

Эти мысли придали ему энергии. Была забыта даже головная боль. Быстрыми шагами генерал-комиссар подошел к столу и нажал кнопку звонка. Вошел адъютант.

— Все в сборе?

— Так точно, господин генерал-комиссар!

— Пусть заходят. Я жду.

У дверей произошло замешательство: увалень Витрок, из прибалтийских немцев, в последний момент вспомнил, что оставил портфель, и поспешил за ним обратно, а референт по еврейским делам Альтмейер ни за что не хотел пропустить вперед Штиглица. Себя он считал деятелем в масштабе «Остланда», а Штиглиц всего-навсего префект Риги. Они готовы были обменяться обидными замечаниями, если бы на них не посмотрел Дрехслер.

— Хайль Гитлер!

Дрехслер предоставил слово Витроку.

— Говорите коротко и конкретно. В общих чертах я с делом знаком. Будет ли гетто готово к двадцать шестому октября, или не будет? Вы знаете, что это окончательный срок?

— Ваши указания выполнены, и мы можем доложить, что первые партии жидов уже размещены в гетто. Считаю своим долгом отметить, что ваше предложение об учреждении жидовского комитета оказалось весьма плодотворным. Поистине, господин генерал-комиссар, это гениальная идея — учредить комитет из них самих; другое дело, что это за люди, но это никого не касается — достаточно, что такой комитет существует и сам просит учредить для них особый район. Выполняя ваше указание, я удовлетворил просьбу комитета и, как вам известно, издал распоряжение об организации гетто в Московском предместье. Стараниями господина Штиглица район между концом улицы Лачплесиса, Латгальской улицей, кладбищем и железнодорожными путями, проходящими напротив центральной тюрьмы, уже очищен от прочего населения, и можно начинать перемещение в гетто всех рижских жидов. Тысяч тридцать можно будет разместить без всякого труда, исходя из нормы — полтора квадратных метра на человека.

— Больше им и не надо, — заметил рыжий Штиглиц. — С собой разрешаем брать только то, что могут унести за один раз. Все остальное имущество остается в старых квартирах, и мы его учитываем.

— А много хороших вещей? — не удержался Дрехслер.