Собрание сочинений. Т.4.

— Учти, что их на фронте истребляют в довольно значительных количествах, — сказал Акментынь. — Своими глазами видел в Земгалии. Все поля покрыты гитлеровской падалью.

— На фронте — само собой, а у нас свои обязанности, — сказал Савельев. — Иначе, чем оправдать пребывание капитана Красной Армии в немецком тылу? — Только борьбой, постоянной войной с врагом. Эх, жаль, что за эту войну мне так и не пришлось поработать со своей батареей. У наших, слыхал я, сейчас чудесное вооружение — как ни у кого. Здесь ведь толком ничего и не узнаешь.

— О, про наше вооружение можно многое рассказать, товарищ Савельев, — сказал Ояр. — Больше всего на свете немцы боятся советской артиллерии.

— То-то, а я артиллерист, — вздохнул Савельев.

— Ну, тебя они боятся и без артиллерии, — засмеялся Звиргзда. — Прошлым летом один озорник пустил слух по Кулдиге, будто Савельев с тремя сотнями партизан вошел в город и попрятал их по домам. Все немецкие власти с комендантом во главе в ту ночь удрали из города и ночевали где-то в кустах, пока из Лиепаи не прибыло пополнение для гарнизона. Пугаться-то они умеют!

Незаметно проговорили до утра. Теперь, когда у них было две рации и несколько опытных командиров, савельевское партизанское соединение можно было разбить на несколько групп и расширить радиус действия. Условились, что Акментынь со своей группой сделает несколько рейдов в направлении Лиепаи, Звиргзда с Савельевым останутся в прежнем районе, а Ояр попытается установить связи с несколькими мелкими партизанскими группами, которые действовали в северной части Курземе.

Утром на базу пришли племянники Звиргзды — Жан и Рита — и рассказали, что в их доме разместился штаб немецкого полка, а их самих заставили перейти в баню, так что дяде надо быть осторожнее, если он вздумает навестить их.

— Что поделаешь! — сказал кузнец. — В Курземе с каждым днем становится все теснее, скоро порядочным людям некуда будет деться… Это не беда, крестник, что у вас в доме штаб. Ты присматривайся к ним, может что и узнаешь, а нам это пригодится. Если станут обижать — ты вовремя дай мне знать.

— Теперь мы с Ритой будем приходить сюда чаще, — сказал Жан. Парню исполнилось семнадцать лет, и в его сложении стало уже проявляться нечто от дядиной монументальности; глядя на него, можно было сказать, что пройдет несколько лет, и парень станет что твой дуб.

Партизаны помогли Жану и Рите набрать полные корзины ягод — на случай если немцы заинтересуются, зачем они ходили в лес. Затем гости вернулись домой, а на партизанской базе стали готовиться к очередным рейдам.

4

Марта Пургайлис уже три дня жила на повети. Нога у нее перестала болеть, опухоль спала, можно было и отправляться в путь. На третий день вечером, когда хозяйка усадьбы Лейниеки принесла ей поесть, Марта сказала:

— Большое вам спасибо за помощь, нога у меня совсем поправилась. Пора и уходить, а то вам от меня одно беспокойство да лишние опасения.

— А куда ты пойдешь, милая? — спросила хозяйка, преждевременно состарившаяся от тяжелой работы женщина. — Есть у тебя в наших краях родственники какие-нибудь?

— Родственников нет, есть только знакомые, которые меня к вам привели.

— Ешь, ешь, милая, — угощала Лейниеце, а сама что-то про себя обдумывала. До того, правда, еще не дошло, чтобы они не управлялись со своими пятьюдесятью пурвиетами — считая луга и выгоны; опять же эта женщина и не родственница и не свойственница… А все же отпускать не хочется. Такая славная женщина и совсем еще молоденькая… Ведь вся Курземе кишмя-кишит немцами и разным сбродом. Может, и ждать-то недолго осталось, когда их прогонят. Так неужто же в Лейниеках не найдется, где спрятать от немцев и полиции доброго человека? А то, что Марта была одной из тех, кто скрывается от немцев, Лейниеце понимала сама. — Видишь ты, — снова начала она, додумав свою мысль. — Мы с мужем про тебя утром разговаривали. Ты, конечно, делай, как тебе лучше, но только мы бы отсоветовали тебе уходить отсюда. Если будешь сидеть на одном месте, меньше и внимания будут на тебя обращать. Писарь в волостном правлении доводится мужу родственником, кузыном вроде или еще чем-то… Может, еще удастся и прописать тебя как жительницу усадьбы. Выдадут какое-нибудь временное удостоверение, волостной печатью припечатают. Будешь жить безо всякой опаски. А если думаешь, что в тягость нам будешь, так это можно устроить, чтобы каждому хорошо было. Ты мне поможешь со скотинкой управиться… немного ее и осталось-то; эта немецкая орава не нажрется досыта, все подавай и подавай им… Ну, известно, разве в хозяйстве когда работа переводится? Все что-нибудь надо сделать. Ты крестьянскую работу знаешь?

— Еще бы не знать.

— Гляди как хорошо. Тогда пускай старик с писарем поговорит.

— Вы только дайте мне еще подумать до завтра, — сказала Марта.

— Подумай, подумай, я не тороплю.