Рене задыхалась в этом испорченном воздухе прежней своей детской. Она раскрыла окно, стала глядеть на необъятный пейзаж. Там ничто не было загрязнено, там она вновь находила вечную радость, вечную юность простора. Должно быть, заходило солнце; она видела лишь последние лучи, золотившие с бесконечной нежностью знакомые ей улицы. То была словно прощальная дневная песня, веселый припев, медленно замиравший на всех предметах. Внизу сверкала огнями эстакада, черное кружево железных канатов Константинского моста выделялось на белизне его столбов. Дальше, справа, тени Винного рынка и Ботанического сада, точно огромная лужа стоячей зацветшей воды с зеленоватой поверхностью, сливались в туманной мгле небес. Слева, на набережных Генриха IV и Рапе, тянулся тот же ряд домов, на который двадцать лет назад смотрели обе девочки, с теми же коричневыми пятнами сараев и красноватыми заводскими трубами. А над деревьями Рене увидела шиферную крышу больницы Сальпетриер, голубевшую в прощальных лучах заката, вдруг возникшую перед ней, точно старый друг. Но больше всего успокаивали, вливая свежую прохладу в грудь, бесконечные серые берега, и особенно Сена, великанша Сена; она надвигалась прямо на Рене от самого горизонта, как в счастливые времена детства, когда Рене со страхом казалось, будто река набухает, поднимается, подступает к самому окну. Рене припоминала, с какой нежностью они относились к реке, как любили ее могучее течение, зыбь рокочущей воды, широко расстилавшейся у их ног и вдруг позади них делившейся на два рукава, которых они не видели, но всегда чувствовали их великую, чистую ласку. С пробуждающимся кокетством девочки говорили в погожие дни, что Сена оделась в свое нарядное зеленое шелковое платье с белыми крапинками, а там, где течение зыбило воду, они украшали в воображении это платье атласными рюшами; дальше, за поясом мостов, световые пятна ложились полосами солнечного цвета. Рене подняла глаза к необъятному небосводу, нежно-голубому, постепенно сливавшемуся с сумерками. Она думала о городе-сообщнике, о сверкающих огнями ночных бульварах, знойных полуденных часах в Булонском лесу, бледном или резком дневном свете в больших новых особняках. А когда Рене опустила голову и окинула взором знакомый с детства мирный горизонт, этот буржуазный и трудовой уголок города, где она мечтала о спокойной жизни, к губам ее подступила горечь, и, сложив руки, она зарыдала в темноте наступавшей ночи.
Когда следующей зимой Рене умерла от острого менингита, ее долги оплатил отец. Счет от Вормса достиг суммы в двести пятьдесят семь тысяч франков.
КОММЕНТАРИИ
Идея создания многотомной серии романов о Второй империи окончательно сложилась у Эмиля Золя в начале 1868 года. В то время даже ближайшие друзья писателя отнеслись скептически к его начинанию. Да и сам он, видимо, ясно не представлял в ту пору всей широты и грандиозности размаха, который обретет впоследствии его монументальное сочинение. Золя предстояло разрешить целый ряд сложнейших проблем не только чисто творческих, профессиональных, но и политических, идейных, научных.
В течение года (1868–1869) он работает в Парижской национальной библиотеке, изучает огромное количество книг, справочников, исследований по психологии, медицине, физиологии и истории. Особенно внимательно он перечитывает «Происхождение видов» Чарльза Дарвина и «Введение в экспериментальную медицину» Клода Бернара.
Сохранились выписки, сделанные Золя из книги «История Второй империи» Т. Делора, конспект «Трактата о наследственности» доктора Люка. Собранный им обширный материал он систематизирует в своих предварительных работах: «Общие замечания о развертывании произведения», «Общие замечания о характере произведения», «Различие между Бальзаком и мною». Здесь Золя изложил свои идейно-художественные и эстетические установки, дал характеристику эпохи, которую намеревался воссоздать.
Писатель указывал, что его серия будет покоиться на двух идеях: «первая — изучить в одной семье вопросы крови и среды, проследить шаг за шагом причины, которые способствуют развитию у детей одного и того же отца разных характеров, разных страстей вследствие скрещивания и особых условий жизни… вторая — изучить всю Вторую империю, начиная с государственного переворота до наших дней, воплотить в типах современное общество подлецов и героев. Запечатлеть таким образом целую социальную эпоху в фактах и показать ее в тысячах подробностей нравов и событий».