Собрание сочинений Т 3

– Врешь. Уверен, что этот Моня послал меня к ебени матери. Они нас не любят. И правильно делают. Правильно то, что не любят, а не то, что посылают… Ну что, Сергей?… Серега ты наш… залечили тебя в сосиску сионисты, швейцарская сволочь и английская профурсетия?… Воспрянул бы ты, Сергей… Не дай маху… и тебе хорошо будет, и нам… Что скажешь?

– Жена пюре пиво хорош Спартак… хочу… хочу… сосиска… правильно…

– Товарищ генерал, улавливаю логическую связь, несмотря на разрыв мышления и речи…

– Выкладывай. Утри нос этим платным живоглотам.

– Больной высказывается в том смысле, что не прочь вместе с женой выпить пивка, съесть сосиску с пюре и хорошо бы затем посмотреть футбол по телевизору…

Я кивнул и еще шире улыбнулся. Главный сразу повеселел.

– Ты давай, Серега, поднимайся… шевели мозгами всем смертям назло… я тебе персональный билет устрою в «Лужники» до конца твоих дней… наше слово – закон… Запахи-то улавливаешь?… Извини – я тут погорячился…

– Утро… выпить… жена жена жена… вечер… пылесос… тихо…

– Я бы и сам, Серый ты мой, с утра жахнул «Мартеля», потом – жена… жена… жена… три раза… правильно тебя понял?

Я снова кивнул.

– Вот видишь? Ебать мы с тобой хотели зарубежную медицину. Верно?

Я помотал головой, давая понять, что не следует делать этого… никогда…

– Лежи, Серега, и ни о чем не беспокойся. Как отключим тебя от приборов, так жену твою вызовем прямо сюда… ты у нас – Брумель по части… ха-ха… половухи… Идет?

– Грхррррррр-ы-ы, – захрипел я сладострастно.

– Переведи сволочам, что дело пошло на поправку. Так и быть – мы им очень благодарны. Сами справимся?… Не «надеемся» надо отвечать, а «уверены, товарищ генерал». Нечего им тут крутиться вокруг наших исследований. Пусть едут. И пусть скажут спасибо за то, что вообще едут… этого не переводи…

Переводчик перевел. Зарубежные деятели ответили:

– Мы настаиваем на предоставлении нам возможно сти наблюдать за оперированным в течение хотя бы трех дней.

– В интересах дела – провести курс психонейротерапии.

– Наш метод тестирования психики и постановки перед больным психологических задач гораздо прогрессивней вашего…

– Во-первых, не переводи им, что зато мы – в Афганистане, в Сирии, в Ливии, в Никарагуа и еще кое-где, не говоря о ядерном кулаке. Переведи, разрешаем наблюдать в течение двух дней. О результатах докладывать непосредственно мне. Здесь не Швейцария и не Иерусалим с Лондоном. У нас свои порядки даже для нейрохирургии. Наука остается надстройкой, а не частной финансовой конторой. Все переведи побуквенно. У меня интуиция есть, что встанет Сергей Иваныч и заработает… Ну-ка, Серый, понюхай, чем палец мой пахнет?

– Дым… дым-м-м, – промычал я.

– Умница, Серый! – вскричал радостно генерал. – Пусть посмотрят мировые светила, как ставим мы на ноги нашего человека… А какой дым? Различаешь?

– Дым-м-м…

– Сигары? Сигареты? Махра? Капитанский?

– Дым-м-м-м, – повторил я, не желая ничего уточнять, хотя от пальцев генеральских потягивало не только мерзким сигаретным никотинчиком, но и маслецом спускового крючка – вороненым метальцем карательной силы…

– Дифференциация восприятия установится сама собой, товарищ генерал, если не нарушена его первоначальная острота…

– Хорошо. Действуйте. Звоните без всякого-якова… А ты переведи-ка вот что этому умнику: мы предлагаем выплатить ему весь до копейки гонорар не в валюте, а в родственниках. Валяй…

– Профессор Шарон говорит, что не имеет родственников в СССР.

– Пусть не финтит. Все евреи считают друг друга родственниками. На признании этого положения временно основана наша гуманная и эмиграционная политика.

– Профессор Шарон не прочь согласиться с вашей логикой. Он интересуется, о каком количестве родственников может идти речь?

– Сколько он хочет? И тут они не могут не поторговаться. Я предлагаю трех человек.

– Профессор Шарон отвечает, что это не серьезная цифра для начала делового разговора.

– Дай для начала десять-одиннадцать. И пусть поймет намек, что я могу передумать.

– Профессор Шарон больше не желает торговаться. Речь может идти не меньше чем о тридцати семи людях.

– Спроси, не намекает ли он, в свою очередь, на тридцать седьмой год?

– Товарищ генерал, он заупрямился… это – тип с характером… говорит, что передумал… занизил количество родственников по ошибке… вымогает теперь сорок девять человек…

– Скажи, что и этот его намек понял. Даю сорок два рыла. Нечего путать нашу борьбу с космополитизмом, с лагерями смерти и прочим немецким фашизмом.

– Товарищ генерал… – Голос переводчика уже нервозно подрагивал. – Он снова играет на повышение. Меньше чем на пятьдесят три не согласен. Соглашайтесь…

– А ты скажи ему на это вот что: я лично в пятьдесят третьем вот этими руками передал профессору Вовси неположенную продуктовую передачу, а кое-кому разрешил закурить. Я – истинно русский человек и ненавижу юдофобов, но ты спроси у профессора Шарона, кто мне вернет дядю и тетю, двоюродных братьев и сестер, которых лично Каганович приказал расстрелять без суда и следствия как кулаков? Кто?