Собрание сочинений. т.2.

Гийом и Мадлена со все возрастающей тревогой наблюдали эту сцепу. Оба понимали, что перед ними происходит развязка чудовищной комедии. Они поспешили попрощаться с умирающим. Элен, ошеломленная, лежала в кресле и даже не поднялась подать им руку. Но Тибурций проводил их до вестибюля. Сходя с лестницы, он вспомнил, как грубо отзывался в разговоре с Гийомом о г-же де Рие. Он нашел нужным лицемерно покаяться.

— Я неверно судил об этой бедной женщине, — сказал он. — Она очень тяжело переживает близкую кончину мужа. Его завещание для меня священно, я приложу все усилия, чтобы сделать ее счастливой.

Считая себя достаточно оправдавшимся и желая скорей покончить разговоры на эту тему, он повернулся к Гийому и сказал:

— Кстати, я встретил сегодня одного нашего старого товарища по коллежу.

Мадлена побледнела.

— Какого товарища?.. — обеспокоенно спросил Гийом.

— Жака Бертье, — ответил Тибурций, — помните, того верзилу, который всегда вам покровительствовал. Вы были неразлучны… Теперь он, видимо, разбогател. Дней восемь или десять назад он вернулся с юга.

Супруги промолчали. В вестибюле, где происходил этот разговор, было довольно темно, и молодой человек ее заметил, как изменились их лица.

— О, — продолжал он, — это славный парень! Бьюсь об заклад, что за несколько лет он промотает наследство дядюшки. Он повел меня к себе — очаровательная квартирка на улице Тетбу. У него чертовски пахнет женщиной.

И Тибурций засмеялся коротким смешком солидного человека, который не способен ни на какие безумства. Гийом протянул ему руку, как бы спеша уйти, но тот продолжал:

— Мы говорили о вас. Он не знал, что вы в Париже и что у вас есть тут свой дом. Я дал ему ваш адрес. Он придет к вам завтра вечером.

Гийом отворил дверь подъезда.

— Прощайте, — сказал он Тибурцию, поспешно пожав ему руку и делая несколько шагов по тротуару.

Оставшись одна с Тибурцием, Мадлена быстрым, отчетливым шепотом спросила у него номер дома на улице Тетбу, где живет г-н Жак Бертье.

Тот сказал. Догнав мужа, она взяла его под руку, и они в молчании прошли короткий путь до Булонской улицы. Дома их ждало письмо от Женевьевы, в котором та в нескольких словах сообщала о новой болезни маленькой Люси и настоятельно просила их скорей возвратиться в Нуарод. Все вынуждало супругов немедленно покинуть Париж; ни за что на свете они не остались бы здесь до завтрашнего вечера. Мадлена всю ночь не сомкнула глаз. Когда они на следующее утро садились в поезд, Мадлена сделала вид, будто забыла на Булонской улице какой-то сверток, и притворилась очень раздосадованной. Напрасно Гийом говорил, что сторож вышлет им эту вещь, — она, как бы в нерешимости, все не садилась в вагон. Он предложил, что сам сейчас съездит. Но Мадлена не согласилась и на это. Когда раздался последний звонок, она втолкнула мужа в вагон, крикнув, что ей будет спокойнее знать, что он находится при дочери, и пообещала приехать через несколько часов, со следующим поездом. Оставшись одна, она поспешно вышла из вокзала, но, вместо того чтобы свернуть на Амстердамскую улицу, пешком направилась к бульварам.

Было ясное апрельское утро. Ветерок разносил запахи нарождающейся весны. Хотя в воздухе уже веяло теплом и лицо обдавали горячие токи, все-таки было еще довольно свежо. Одна сторона улицы оставалась в голубоватой тени; другая, освещенная широким желтым лучом солнца, сверкала золотом и пурпуром. Мадлена шла по солнечной стороне, по залитому солнцем тротуару. Выйдя из вокзала, она сразу замедлила шаг и теперь тихо двигалась вперед, уйдя в свои мысли. Она еще накануне составила план. Перед угрозой посещения Жака в ней проснулась вся ее энергия. Узнавая у Тибурция адрес, она быстро соображала: «Завтра я отправлю Гийома. Оставшись одна, пойду к Жаку, скажу ему все, умолю его пощадить нас. Если он поклянется, что никогда не будет искать встречи с нами, мне кажется, я снова смогу считать его умершим. Муж никогда не узнает о моем поступке: он слишком малодушен, чтобы понять его необходимость; затем пройдет время, он решит, что нас просто спасла судьба, и успокоится, как я. Кроме того, мы с Жаком можем придумать какой-нибудь повод для ссоры, обмен письмами, что ли». В течение всей ночи этот план не выходил у нее из головы; она обдумывала подробности, приготовляла слова, которые скажет своему бывшему любовнику, подбирая наиболее мягкие выражения для своей исповеди. Она устала бояться, устала страдать и хотела покончить с этим. Опасность пробудила в ней суровую и практичную дочь механика Фера.