Собрание сочинений. т.2.

— Не понимаю, откуда взялась в нем эта грубость, — ответила Элен. — Он любит меня по-прежнему, я в этом уверена. Но иногда на него что-то находит… А между тем я так ему преданна! Сколько я хлопотала, надеясь доставить ему в Париже место, которого он заслуживает; правда, меня до сих пор везде постигала непонятная неудача… Я стара. Как вам кажется: ведь он не из расчета любит меня?

Конечно, Мадлена ответила, что этого она не думает.

— Меня очень удручает эта мысль, — лицемерно продолжала г-жа де Рие, которой отлично было известно, как обстоит дело.

Тибурций не скрывал от нее своего истинного отношения. Она знала, что он хотел воспользоваться ею как средством продвижения. Поддерживать связь с нею ему, в сущности, ничего не стоило, лишь бы она отблагодарила его за услуги. Однако Элен еще не дошла до того, чтобы вслух признаться в своей готовности платить за любовь молодого человека, только бы не лишиться ее совсем. Она была привязана к этому мальчишке со всей страстностью женщины, находящейся в переломном возрасте и испытывающей в этот критический момент любовные вожделения, как в пору юности. Он ей стал необходим. Если б он ее бросил, ей бы уже не найти столь снисходительного любовника. Ради него она пошла бы на любую подлость.

— Я хочу быть ему полезной, — сказала она, помимо волн продолжая нить своих мыслей. — Может быть, он проявит благодарность. Я еще не теряю надежды… Я очень изменилась, не правда ли? У меня даже нет сил думать о нарядах. Я так измучена!

Она поникла в своем кресле, вялая и обмякшая. Разврат действительно истощил ее, и она постоянно находилась в состоянии болезненной сонливости. Все ей стало неинтересно — даже уход за собой. Она, которая так мужественно боролась с возрастом, не могла теперь вымыть рук, не устав при этом, как от тяжелой работы. Целые дни она проводила в праздности, тупо пережевывая, как корова жвачку, свои вчерашние любовные радости и смакуя те, что ждут ее завтра. Женщина, со своим желаньем правиться, с потребностью всегда казаться молодой и быть всегда любимой, умерла в ней; осталась только похотливая самка. Ей было довольно того, что Тибурций удовлетворял ее бешеный старушечий темперамент, ни нежности, ни комплиментов она от него не требовала. У нее было только одно неизменное желание — всегда держать его в своих объятиях, не стараясь даже пленить его улыбками, миловидностью раскрашенного лица; она рассчитывала, что ее угодливости, ее сального разврата вполне хватит, чтобы привязать его к себе.

Мадлена смотрела на нее с жалостью, смешанной с отвращением. Она не понимала всей глубины этого нравственного падения и воображала, что только жестокость Тибурция довела ее приятельницу до полного телесного и духовного разложения. Мадлена не могла сдержать негодования.

— Но таких мужчин выгоняют! — воскликнула она.

Элен озадаченно подняла голову.

— Выгнать… его выгнать?.. — пробормотала она с немым ужасом, точно молодая женщина предложила ей отрезать себе руку или ногу.

Оправившись, Элен быстро добавила:

— Но, дорогая моя, Тибурций никогда не согласится расстаться со мной. Ах, вы не знаете его! Он убьет меня, если я только заикнусь о разрыве… Нет, нет, я принадлежу ему и буду терпеть до конца.

Она бессовестно лгала. Еще сегодня днем ее любовник грозился, что ноги его не будет в ее спальне, если она немедленно не доставит ему почетной должности.

— Ах, я завидую вам, — сказала она еще раз, — как это, должно быть, приятно — быть добродетельной!

И Элен снова принялась за свое нытье. Она говорила долго, прерывая ламентации странными улыбками, когда в ее памяти вставал какой-нибудь сладострастный эпизод. Почти целый час продолжалась эта бессвязная, отвратительная болтовня; тут было все: смехотворные сетования, горячие надежды на новые прелюбодеяния, наивно-циничная откровенность и мольбы о помощи и сострадании порядочных людей. Слушая эти жалобы, Мадлена чувствовала себя все более неловко; ее смущала эта бесстыдная исповедь; она молчала, довольствуясь тем, что вместо ответов кивала головой. Время от времени она беспокойно оглядывалась на г-на де Рие; но лицо старца сохраняло свое всегдашнее насмешливо-самоуверенное выражение, а его губы все так же неопределенно улыбались. Тогда молодая женщина, в десятый раз выслушивая какой-то сальный рассказ Элен, применила все это к себе и, размышляя о драме, разлучившей ее с Гийомом, подумала, что было бы, пожалуй, лучше, если бы ее муж, глухой и впавший в идиотизм, был вот так же прикован к креслу, а она сама прогнила бы насквозь и безо всяких угрызений сладострастно предавалась бы разврату.