Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы

— Вот и я тоже подумал сначала. Это очень странно, что два взрослых пилота, перед вылетом в такую экспедицию, валяются по земле, как бешеные телята.

— Да, — ответил Девиль, — а впрочем… какое нам до этого дело? Пусть они ходят по земле хоть вверх ногами. Мне на это плевать. Я не имею никаких возражений, поскольку я получил все, обусловленное контрактом. А почему вас это волнует? Или вам недоплатили?

— Нет, — Пит отрицательно мотнул головой, — я тоже получил все. Да это, в сущности, меня и не беспокоит. Вот если они затеют такую возню в воздухе, тогда я соображу — продолжать мне эту игру или нет. Но меня занимает другая сторона происшествия. Я не стар, но кое-что на своем веку повидал. Главным образом, я видел людей. Мне приходилось встречаться со всякими нациями. Я знавал китайцев, французов, итальянцев, немцев. Вы знаете, этих людей немало в Америке. И понимаете, что меня удивляло. Люди называются по-разному, и несмотря на это, немца трудно отличить от японца и японца от неаполитанца.

— Ну, джапа я отличу за километр, — заметил Девиль.

— Снаружи, конечно. Но я не об этом говорю. Суть в том, что люди разных наций разнятся только внешне. Разная форма глаз, носа, окраска кожи. В смысле же психологии я не знаю особой разницы между японцем и парижанином. Все равно как если вы возьмете доллар и двадцать франков. На долларе Вашингтон, на франках — мисс Франция. Разные рисунки на одинаковом серебре одной пробы. Средний японец думает и говорит о том же, что и средний немец. О выгодной работе, хорошей женитьбе, покупке фермы и сберегательной книжке. Вам приходилось когда-нибудь разговаривать с вашими знакомыми об архитектурных стилях?

— Я в них ничего не понимаю, — процедил Девиль, жуя ветчину.

— Но у вас и нет никакого желания их понимать. Вам просто некогда и не до архитектуры. Вам впору заработать на хлеб. Мы ничего не знаем, кроме нашего непосредственного ремесла. Это собачья старость, Девиль. А вот я смотрю на русских и вижу, что они не похожи ни на кого. Вчера я просидел три битых часа в номере у командора Мошалоу, где были все русские. Они говорили без умолку и ожесточенно спорили. А когда я спросил у командора, о чем разговор, — оказалось, что они спорили об американской архитектуре. Я мог предположить все что угодно, только не это. Как хотите, мне это непонятно.

— Ну, видите ли, все-таки русские полудикий народ, — снисходительно сказал Девиль.

Пит отмахнулся:

— Бросьте эти сказки. Если бы они спорили, какие кольца продевать в ноздри и куда вставлять павлиньи перья, я мог бы вообразить такую чушь. Но полудикие люди, которые три часа спорят об архитектуре, — извините, это вздор. В них, по-моему, есть то, чего нам не хватает, — молодость. Они, видимо, чертовски молоды, жизнерадостны и жадны на ощущения. Мне это нравится, но я хотел бы знать, откуда у них эта молодость?

Девиль небрежно скривился.

— Охота! Вы большой чудак, Митчелл! Вы начинаете закапываться в философию. Не советую. Это не по носу нашему брату. Кроме того, я слыхал, что один немецкий философ так углубился в решение вопроса о причине всех причин, что забыл принимать пищу и умер от истощения. С вами может случиться то же… Смотрите на жизнь проще. Русские щедро платят, и с меня этого хватает.

— Вы говорите как стандартный американец, — с неудовольствием сказал Пит.

— Я и есть стандартный американец. Это отличный продукт… Но вон подходят русские. Давайте убирать наш ленч и пожелаем друг другу счастливой дороги.

Пит встал. К самолетам приближались русские летчики в сопровождении своего советника и директора «Эйрвейс Комнани».

— Все в порядке, механики? — спросил со стенки командор Мочалов.

— Йес, — в один голос ответили Митчелл и Девиль.

— Отлично. Сейчас мы летим. Приготовиться к старту.

— Ну, товарищи, ни пуха ни пера, по охотничьему присловью, — пожелал юрисконсульт торгпредства, пожимая руки летчикам.

— Марков! На первом этапе поведешь ты, — сказал Мочалов, застегивая ремни шлема, — я пойду ведомым. Товарищи командиры, по самолетам!

Тузики в две очереди развезли команды. Мочалов сел на пилотское место. Саженко закладывал под сетку планшета карту первого этапа. Потом оглядел навигационные приборы, новенькие и блестевшие бронзой и никелем.

— Чистая работа, — сказал он и даже облизнулся от удовольствия.

Освобожденные от буйков и хвостовых швартовов, самолеты медленно отходили от стенки, отгоняемые легким ветерком. Митчелл сложил тузик, убрал трап и захлопнул дверцу кабины.

— Самолет готов, пайлот.

Мочалов поглядел в сторону соседнего самолета. В стекле кабины мелькнула поднятая рука Маркова, и Мочалов повторил жест.

— Контакт!

— Контакт!

Моторы взвыли. Завертевшиеся пропеллеры погнали назад упругую струю воздуха и водяной пыли. Самолет стал разворачиваться против ветра. На набережной юрисконсульт бежал, ловя катящуюся шляпу, сдутую вихрем винтов. Мочалов улыбнулся.