Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы

В последних словах Жаклин доктор Эриксен уловил тревогу и скрываемое отчаяние. И, забыв о своей боли, он ответил насколько мог весело:

— Не беспокойтесь, фру… Через две недели мы будем дома. Все это пустяки. Мне только досадно, что я могу несколько помешать вам со сломанными ногами… Сломаны? Это очень плохо. Но все же никакой опасности нет.

— С вами я ничего не боюсь, — шутливо ответила она, подворачивая его одеяло.

Доктор Эриксен, следя за ее движениями, заботливо сказал:

Наденьте перчатки, фру. В этом климате нельзя оставлять руки непокрытыми…

Он не окончил фразы. Мозжащая боль поднялась от ступней к коленям, поползла по бедрам, животу, ударила в сердце. Он напряг все силы, чтобы не застонать, не испугать небесного ангела, склонившегося над ним, и от боли и напряжения опять потерял сознание.

К ночи Победитель и Гильоме разбили палатку, в которую перенесли бредившего Эриксена. Застывшее тело Вальтера Штраля они подтащили к полынье и, привязав к его ногам кусок станины разбитого мотора, опустили в воду.

На примусе сварили шоколад, напоили больного.

Уставшая и разбитая Жаклин заснула, заботливо завернутая, как в кокон, в спальный мешок.

Победитель и Гильоме сидели друг против друга перед электрическим фонариком и шепотом разговаривали.

— До земли Франца-Иосифа, по-моему, около ста километров. Завтра я определю наши координаты. Лед плотный и без разрывов. В обычных случаях десять дней пути. Но у нас больной и женщина. Следовательно, две, две с половиной недели. Эриксена придется тащить на санях. С собой возьмем продукты, ружье, складную лодку для переправ через полыньи. Мне очень жаль мадам, ей будет тяжело. Вам не следовало брать ее, но, впрочем, это было ваше желание. А теперь отдыхайте. Я выйду посмотреть на лед.

Победитель встал. При слабом свете фонарика его фигура казалась очень худой и значительно выше, чем днем. Морщины на щеках тоже были глубже и резче. На потолок палатки отбрасывалась ломаная странная тень.

Он закурил трубку и вышел. Гильоме закутался в мешок.

Победитель прошел к погибшему самолету. Он постоял возле него и безотчетно погладил продавленный алюминий гондолы.

Отошел и взобрался на верхушку тороса.

Туман рассеялся. Вверху плыли невысокие редкие тучи. Сквозь них иногда проглядывало низкое, медно-желтое, неподвижное полуночное солнце, обведенное опаловым нимбом.

Кругом лежали густые льды, плотные, взгорбленные торосами, белые, угрюмые. Они тихо скрипели, потрескивали, звенели.

Победитель неподвижно стоял на верхушке тороса и смотрел на юг. Он чувствовал свинцовую, непреодолимую усталость. И как прежде, в дни болезни, из белого ледяного молчания наплыл мираж, расслабляющий и лишающий воли.

Белый домик на берегу тихой бухты и нежный обволакивающий покой уюта и отдыха. Он закрыл глаза и вздохнул. Этот мираж был плохим предвестием.

Победитель встряхнул головой, как будто прогоняя призрак, и пошел к палатке.

7

Ночью Гильоме видел странные сны. Парижские бульвары в опаловом весеннем тумане сияли заревами огней. С пчелиным жужжанием мелькали вереницы авто, звенела музыка. Веселые люди в светлых одеждах, непохожие на обычных парижан, проходили под сладостным шорохом каштановой листвы. Они были красивы — и мужчины и женщины — невиданной утонченной красотой, смеялись и пели.

Гильоме же летал над ними. Но не в машине. Он летал так, как летают в детских снах. Он висел в воздухе над домами, над каштанами, висел свободно и легко. Ему только стоило слегка разводить руками в воздухе, чтобы передвигаться. Он то опускался вниз, то взлетал вверх и сам радовался весеннему вечеру, сиреневому мерцанию Сены, шуму, музыке.

Внезапно на скамье он увидел пару. Мужчина и женщина сидели обнявшись.

Он опустился совсем низко и повис над их головами. Женщина, вытянувшись в истоме, подставила губы возлюбленному, запрокинув голову на спинку скамьи. Гильоме вздрогнул. Он узнал в женщине Жаклин, а в мужчине — своего товарища по фронту Траверсе.

Он вскрикнул от боли и ревности и ринулся вниз. Мужчина и женщина вскочили и бросились бежать. Гильоме побежал за ними, дико крича. Но почва бульвара была необычной. Вместо шероховатого асфальта блестел и звенел под ногами фосфорически сияющий лед.

Жаклин и Траверсе мчались по нему с легкостью птиц. Ноги Гильоме расползались, скользили, он падал. Преследуемые, смеясь, уходили все дальше. Гильоме сделал последнее усилие и покатился на лед. Лед встал наклонно, и Гильоме стремительно полетел по склону. Ветер свистел у него в ушах от быстроты падения. Впереди вставало мрачное алое зарево. Он попытался ухватиться за кочку, рванулся — и проснулся.

Стиснув голову, он дико огляделся и сразу вспомнил все.

Потолок палатки слегка качался над ним от ветра.

Слева лежал и тихо стонал Эриксен. Дальше в меховом мешке, завернутая с головой, видимо, спала спокойным сном Жаклин.

Париж, бульвары, Траверсе, погоня — все было лишь сном. Из яви во сне было только стремительное падение на лед.