Наверху, в своей комнате, он торжествующе откинул крышку секретера. В течение шестнадцати лет он постоянно бросал сюда кредитки и золотые монеты, которые благодарные пациенты несли врачу добровольно, потому что сам он ничего у них не требовал. Он никогда точно не знал размеров этого маленького состояния, черпал оттуда, сколько хотел, для карманных расходов, опытов, пожертвований, подарков. Но за последние месяцы он частенько делал опустошительные набеги на свой секретер. После долгих лет невольного воздержания, когда его расходы были сведены почти к нулю, он так привык находить здесь нужные суммы, что считал свои сбережения неистощимыми.
Вот почему он удовлетворенно повторял:
— Увидите! Увидите!
Но как же он смутился, когда после лихорадочных поисков среди груды записок и счетов еле смог наскрести шестьсот пятнадцать франков: две бумажки по сто франков, четыреста франков золотом и пятнадцать франков мелочью. Он перетряхнул все бумаги, обследовал все ящики.
— Но этого быть не может! — возмущался он. — Здесь была куча денег еще на днях!.. Должно быть, я принял за них вот эти старые счета. Клянусь, на прошлой неделе я сам видел здесь деньги, их было много.
Он был так искренне огорчен, удивлялся с такой детской непосредственностью, что Клотильда не могла удержаться от смеха. Ах, бедный учитель, до чего же он непрактичен! Но при виде сердитого лица Мартины и ее безграничного отчаяния — ведь на эти жалкие гроши они должны были существовать втроем, — она почувствовала прилив нежной жалости, глаза ее увлажнились, и она зашептала:
— Боже мой, ведь это на меня ты все истратил, я — причина твоего разорения, единственная виновница того, что у нас ничего не осталось!
И в самом деле, он совсем забыл о тратах на подарки. Понятно, на что ушли деньги! Объяснение сразу его успокоило. Но он вскипел, когда огорченная Клотильда предложила все вернуть продавцам.
— Вернуть то, что я подарил тебе! Да ведь это значило бы вернуть и кусок моего сердца! Нет, нет, лучше я умру с голода, но ты останешься такой, какой я хочу тебя видеть!
И доверчиво, как будто перед ним была нескончаемая вереница дней, добавил:
— К тому же мы ведь не сегодня умрем с голода, правда, Мартина? Того, что у нас здесь есть, еще хватит надолго.
Мартина покачала головой. Она соглашалась удовлетвориться этими деньгами на два, может быть, на три месяца, и то при условии во всем себя ограничивать. Прежде ящик пополнялся, хоть и понемногу в него постоянно притекали деньги; а с тех пор, как хозяин отказался от практики, доходы совсем иссякли. Поэтому нельзя рассчитывать на помощь со стороны. И она сказала в заключение:
— Дайте мне эти две кредитки по сто франков. Я постараюсь растянуть их на целый месяц, а там увидим… Но будьте благоразумны, не трогайте оставшиеся четыреста франков золотом. Заприте ящик и не открывайте его больше!
— Можешь быть спокойна! — вскричал доктор. — Скорее я отрублю себе руку!
На том и порешили. Мартине предоставили распоряжаться оставшимися деньгами: на ее бережливость можно было положиться, Паскаль и Клотильда не сомневались, что она станет экономить каждый сантим. Клотильда, у которой никогда не было собственных денег, даже не заметит их недостатка. Один только Паскаль будет страдать, не имея под рукой своей неисчерпаемой казны; но он твердо обязался поручить все расходы служанке.
— Уф! ну вот мы все и уладили! — сказал Паскаль, успокоенный, счастливый, как будто довел до конца важное дело и навеки обеспечил жизнь семьи.