Собрание сочинений. Т. 14. Деньги

— На улице Фейдо? — повторила графиня, не понимая его.

— Ну да, она там… в публичном доме.

Потрясенная, графиня подошла к алькову и дрожащими руками прикрыла полуоткрытую створку. Алиса, лежавшая в сильном жару, шевельнулась под одеялом. Ах, только бы она опять уснула, только бы не увидела, только бы не услыхала!

— Поймите же, сударыня, — продолжал Буш, — барышня поручила мне свое дело, и я только ее поверенный. Вот почему мне и хотелось, чтобы она пришла к вам сама и изложила свою претензию. Ну, Леони, говорите.

Встревоженная, плохо чувствуя себя в навязанной ей роли, девушка подняла на графиню свои большие глаза, испуганные, как у побитой собаки. Однако надежда на обещанную тысячу франков заставила ее решиться. И когда Буш еще раз развернул и разложил на столе обязательство графа, она начала своим осипшим от алкоголя голосом:

— Да, да, это та самая бумага, которую выдал мне господин Шарль… Я дочь извозчика Крона, понимаете, сударыня, рогоносца Крона — так все его называли… И вот господин Шарль все время приставал ко мне и добивался всяких гадостей. А мне это надоедало. Ведь в молодости — правда ведь? — мы ничего-то не знаем… И нам не очень-то хочется любезничать со стариками… Вот господин Шарль и подписал мне эту бумагу… А потом, вечером, увел меня в конюшню…

Стоя, испытывая крестную муку, графиня не прерывала ее, но вдруг ей послышался тихий стон из алькова. Она с тревогой подняла руку:

— Замолчите!

Но Леони уже разошлась и не желала молчать:

— Все-таки это нехорошо — сбивать с пути молоденькую честную девушку, если не хочешь платить… Да, сударыня, ваш господин Шарль был просто жулик. То же самое говорят все женщины, которым я рассказываю эту историю… И уж могу вас уверить, ему было за что платить.

— Замолчите! Замолчите! — с яростью крикнула графиня, протянув вперед обе руки, словно готовясь задушить ее, если она скажет еще слово.

Леони испугалась и подняла локоть, чтобы прикрыть лицо, — инстинктивное движение проститутки, привыкшей к оплеухам. Наступило жуткое молчание; и опять стон, тихое, заглушенное рыдание донеслось из алькова.

— Так чего же вы хотите от меня? — спросила графиня, вся дрожа, понижая голос.

Тут вмешался Буш:

— Эта девушка хочет, чтобы ей заплатили, сударыня. И несчастная права, говоря, что господин де Бовилье поступил с ней очень дурно. Это самое настоящее мошенничество.

— Никогда в жизни я не стану платить подобный долг.

— В таком случае мы сейчас же наймем фиакр, поедем прямо в суд, и я подам жалобу. Я составил ее заранее, вот она. В ней перечислены все факты, о которых нам только что рассказала барышня.

— Сударь, это чудовищный шантаж, вы этого не сделаете.

— Простите, сударыня, но я это сделаю немедленно. Дело есть дело.

Бесконечная усталость, страшное уныние овладели графиней. Гордость, поддерживавшая ее до сих пор, иссякла, и вся сила ее духа, вся ее воля надломилась. Умоляюще сложив руки, она проговорила:

— Но вы же видите, в каком мы положении. Посмотрите на эту комнату… У нас ничего больше нет, и, может быть, завтра уже не на что будет купить еду… Где я возьму деньги, десять тысяч франков? Боже мой!..

Буш улыбнулся с видом человека, привыкшего добывать деньги даже среди развалин.

— О, у таких дам, как вы, всегда найдутся средства. Стоит только поискать хорошенько.

Он уже несколько минут поглядывал на стоявшую на камине шкатулку, которую графиня поставила туда утром, распаковывая чемоданы; он инстинктивно почувствовал, что в ней лежат драгоценности. Взгляд его загорелся таким неистовым огнем, что она тотчас все поняла.

— Драгоценности! — вскричала она. — Нет, нет, ни за что!

И она схватила шкатулку, словно желая защитить ее. Это были остатки фамильных драгоценностей — несколько камней, которые она сумела сохранить в самые трудные времена, — единственное приданое ее дочери, все, что у них еще оставалось.

— Ни за что, лучше умереть!

Но тут оба замолчали: раздался стук в дверь, и вошла Каролина. Она спешила сюда, страшно взволнованная, и замерла на пороге, ошеломленная неожиданной сценой. Не желая стеснять графиню, она хотела сейчас же уйти, но та умоляюще взглянула на нее, и она села в сторонке, стараясь быть незаметной.

Буш снова взялся за шляпу, а Леони, чувствовавшая себя все более неуверенно, попятилась к дверям.

— Итак, сударыня, нам остается только уйти…

Однако он не уходил. Он начал всю историю сначала, и притом в самых грубых выражениях, словно желая унизить графиню перед новой гостьей, перед этой дамой, которую он якобы не узнал, что было его правилом в деловых отношениях.

— Прощайте, сударыня, прямо отсюда мы идем к прокурору. Подробное сообщение появится в газетах не позднее чем через три дня. И вы сами будете виноваты в этом.

В газетах! Этот ужасный скандал обрушится на развалины ее дома! Итак, мало было того, что рассыпалось в прах все богатство их рода, нужно еще захлебнуться в грязи. Ах, спасти хотя бы честь имени! И она машинально открыла шкатулку. В ней лежали серьги, браслет, три кольца — бриллианты и рубины в старинной оправе.