Собрание сочинений. Т.13.

В восемь утра обыкновенно появлялся начальник станции, г-н Дабади, и помощник шел к нему с докладом. Г-н Дабади, красивый, холеный брюнет, походил на преуспевающего коммерсанта, целиком погруженного в дела. Он уделял мало внимания пассажирскому движению и почти все свое время посвящал портовым грузам, огромному транзиту товаров, постоянно поддерживая отношения с крупнейшими торговыми фирмами не только Гавра, но и многих городов мира. В тот день он немного запоздал; Рубо уже дважды открывал дверь в его кабинет, но начальника все не было. На столе высилась стопка нераспечатанной корреспонденции. Взор Рубо упал на депешу, лежавшую в груде писем, и он словно завороженный уже не отходил от двери, против воли оборачивался и исподтишка бросал на стол быстрые взгляды.

Наконец в десять минут девятого появился г-н Дабади. Рубо, опустившись на стул, молчал, ожидая, пока начальник станции распечатает депешу. Но тот не торопился, ему хотелось выказать любезность своему подчиненному, которого он ценил:

— Надеюсь, в Париже все закончилось благополучно?

— Да, сударь, благодарю вас.

Начальник станции распечатал депешу, по читать не стал и по-прежнему улыбался помощнику, чей голос звучал теперь глуше, так как Рубо прилагал неимоверные усилия, чтобы унять нервный тик, от которого у него дрожал подбородок.

— Мы очень довольны, что вы и впредь будете служить у нас.

— И я, сударь, очень рад, что остаюсь с вами.

Господин Дабади решил, что пора уже прочитать депешу, и Рубо, на лице которого выступили капельки пота, пристально наблюдал за ним. Однако начальник станции, не выказав никакого волнения, спокойно дочитал телеграмму и швырнул ее на стол: должно быть, там были какие-то служебные сведения. Дабади продолжал проглядывать корреспонденцию, между тем как его помощник, по заведенному обычаю, докладывал ему обо всем, что произошло ночью и утром. Но на этот раз Рубо неожиданно смешался и только с трудом вспомнил о словах Мулена насчет бродяг, забравшихся в багажное отделение. Железнодорожники обменялись еще несколькими словами, и начальник станции жестом отпустил Рубо: в кабинет уже входили с докладом два других его помощника — по портовым грузам и по грузам малой скорости. Они принесли с собой новую депешу, которую им только что вручил на платформе станционный служащий.

— Можете идти, — проговорил г-н Дабади, заметив, что Рубо остановился на пороге.

Однако тот чего-то ждал, уставившись на начальника выпученными глазами; он вышел из кабинета лишь тогда, когда узкая полоска бумаги была прочитана и также небрежно брошена на стол. С минуту Рубо в каком-то замешательстве с растерянным видом топтался под навесом платформы. Башенные часы показывали восемь тридцать пять; следующий поезд — пассажирский — отправлялся в девять пятьдесят. Обычно помощник начальника станции употреблял эту часовую передышку на то, чтобы обойти территорию станции. В то утро он шагал по перрону, сам не зная куда. Потом поднял голову и увидел прямо перед собой вагон номер 293; тогда Рубо резко повернул и направился к паровозному депо, хотя там у него никаких дел не было. Солнце уже поднялось над горизонтом, и золотистая пыльца словно струилась с бледного неба. Но теперь чудесное утро уже не радовало Рубо, он ускорял шаги с озабоченным видом, силясь подавить мучительную тревогу.

Внезапно кто-то окликнул его:

— Добрый день, господин Рубо!.. Видели мою жену?

То был кочегар Пеке, худой, костистый верзила лет сорока трех; его опаленное пламенем лицо потемнело от копоти. У него был низкий лоб и выступавшая вперед челюсть; серые глаза и большой рот этого гуляки вечно смеялись.

— Как, это вы? удивился Рубо, останавливаясь. — Ах да, у вас там что-то с паровозом случилось, я и забыл… Стало быть, поедете только вечером? Отдыхаете целые сутки? Повезло, а?

— Еще как повезло! — подхватил кочегар, не совсем протрезвившийся после вчерашнего кутежа.

Уроженец одного из селений близ Руана, Пеке еще в юности поступил на службу в Компанию Западных железных дорог в качестве слесаря. Годам к тридцати ему осточертела работа в мастерских и он стал кочегаром, надеясь впоследствии сделаться машинистом, как раз в это время он женился на Виктории, своей односельчанке. Но годы шли, а он все оставался кочегаром; теперь ему ни за что не стать машинистом: у него дурная слава человека распущенного, пьяницы и волокиты. Пеке уже раз двадцать собирались уволить, но его неизменно спасало заступничество председателя суда Гранморена; мало-помалу к его недостаткам привыкли, к тому же их во многом искупал веселый нрав и опыт старого работника. Кочегар становился по-настоящему страшным, лишь когда напивался, — он походил тогда на дикого зверя и был способен даже на преступление.

— Так как же, видели вы мою благоверную? — снова спросил Пеке, широко ухмыляясь.

— Конечно, видели, — ответил Рубо. — Мы даже позавтракали в вашей комнате… Славная у вас женушка, Пеке. Напрасно вы ей изменяете.

Кочегар загоготал.

— Ну, уж вы скажете! Да ведь это она хочет, чтобы я развлекался.