Собрание сочинений. Т. 10. Жерминаль

Трое мужчин оказались на этот раз единомышленниками, они говорили один за другим и с отчаянием в голосе высказывали свои мысли. Рабочий больше не в силах тянуть лямку; революция лишь увеличила его нищету, зато буржуазия разжирела после восемьдесят девятого года и жрет так жадно, что не оставляет бедняку даже крох со своего стола. Скажите на милость, разве трудящиеся получили мало-мальски приличную долю в том необычайном росте богатства и благосостояния, который произошел за последнее столетие? Над ними просто из, — девались, когда объявили их свободными. Да, им дали полную свободу подыхать с голоду, и уж этой свободой они пользовались вовсю! Разве в доме рабочего прибавится хлеба оттого, что он пойдет голосовать за ловкачей, которые, как только их выберут, давай пировать, а про голодных думают не больше, чем о старых своих стоптанных башмаках. Нет, так или иначе, а надо с этим покончить: мирным путем — через законы, полюбовным соглашением, а то и другим способом — по-дикарски: жечь, резать, уничтожать друг друга. Если теперешнее поколение этого не видит, то последующее увидит наверняка; в конце столетия непременно произойдет вторая революция, на этот раз рабочая революция, большая перетряска, чистка всего общества, сверху донизу, и вновь построенное общество будет честнее и справедливее прежнего.

— Да, пора положить этому конец, — решительным тоном повторила жена Раснера.

— Да, да!.. — подтвердили трое мужчин. — Пора положить конец.

Суварин гладил уши крольчихи, и та от удовольствия морщила нос. Прищурив глаза и устремив взгляд куда-то вдаль, он сказал задумчиво, словно разговаривал сам с собою:

— Увеличить заработную плату… Да разве это возможно? Железным законом она сведена к минимальной сумме, строго необходимой для того, чтобы рабочий ел сухой хлеб и плодил детей… Если она падает слишком низко, рабочие мрут, а тогда увеличивается спрос на рабочие руки, и она повышается. Если она поднимается слишком высоко, увеличивается предложение рабочей силы, и заработная плата понижается… Вот вам равновесие, поддерживаемое пустым желудком, приговор на вечную каторгу, на голодное существование.

Когда Суварин углублялся в такие размышления и затрагивал социальные проблемы, как человек образованный, Этьен и Раснер испытывали беспокойство, их смущали его пессимистические утверждения, на которые они не знали, что ответить.

— Поймите, — заговорил он опять обычным своим ровным тоном и обратил к ним внимательный взгляд, — надо все разрушить, иначе опять будет править Царь-голод. Да, анархия, а потом — голое место, земля, политая кровью, очищенная в огне пожаров!.. А дальше видно будет, что делать.

— Вы, господин Суварин, совершенно правы, — заявила жена Раснера, которая и в своих яростных революционных выпадах сохраняла крайнюю учтивость. Этьен промолчал, огорчаясь своим невежеством, мешавшим ему вступить в спор с Сувариным. Поднявшись с места, он сказал:

— Пойдем-ка спать! Сколько ни толкуй, а завтра изволь вставать в три часа утра.

Суварин затушил окурок сотой папиросы и, осторожно взяв толстую крольчиху под брюшко, спустил ее на пол. Раснер запер двери дома на засов. Собеседники разошлись молча, у всех у них звенело в ушах и голова пухла от тех важных вопросов, которые они обсуждали.

И каждый вечер шли такие беседы в комнате с голыми стенами, вокруг единственной кружки пива, которую Этьен пил целый час. Пробудились смутные мысли, дремавшие в его мозгу, расширился его кругозор. Больше всего его томила жажда знания, но он долго не решался попросить у соседа книг; к тому же оказалось, что у Суварина только труды немецких и русских авторов. Наконец он раздобыл французскую книгу о кооперативных обществах («Еще одна глупость», — говорил Суварин), а также читал регулярно газету «Битва», которую выписывал Суварин, — тощую анархистскую газетку, выходившую в Женеве. И все же, несмотря на повседневное их общение, Суварин по-прежнему оставался замкнутым, и всегда казалось, что человек этот живет, как на биваках, что у него нет никакой личной жизни, никаких чувств и ровно никакого достояния.

В начале июля положение Этьена неожиданно улучшилось. В однообразной, небогатой происшествиями жизни шахты произошло событие: при разработке Гильомова пласта наткнулись в нем на изломы, несомненно предвещавшие приближение к сбросу и пустопорожнему месту; и действительно, вскоре встретилось это пустое место, о котором инженеры, хотя они и хорошо знали геологическое строение участка, не подозревали. В шахте все взволновались, только и разговоров было что об исчезнувшем пласте, который, вероятно, спускался ниже, под эту пустую породу, а позади нее опять выходил наружу. Учуяв след пропавшего угля, старые углекопы раздували ноздри, как добрые охотничьи собаки. Но пока он не был найден, артели не могли сидеть сложа руки, и расклеенные объявления сообщали, что Компания будет вскоре сдавать с торгов новые участки на разработку.