Собрание сочинений (София, 11 книг)

Человеческим существам нравится, когда им говорят, что следует делать, однако еще больше им нравится сопротивляться и не делать того, о чем им говорили. Именно поэтому они прежде всего запутываются в ненависти к тому, кто приказывает им что-то делать.

Каждый имеет достаточно личной силы для чего угодно. В случае воина фокус состоит в том, чтобы отвернуть свою личную силу от своих слабостей и направить ее к своей цели воина.

Все могут видеть, хотя мы выбираем не помнить, что мы видим.

Комментарии

Прежде чем я написал «Второе кольцо силы», прошли годы. Дон Хуан давно ушел, и изречения из этой книги представляют собой воспоминания о том, что он когда-то говорил, — воспоминания, вызванные новыми обстоятельствами, новым этапом развития. В моей жизни возник еще один персонаж. Это был член когорты дона Хуана — Флоринда Матус. Все ученики дона Хуана понимали, что после ухода дона Хуана Флоринда по каким-то причинам осталась здесь, чтобы завершить последнюю часть нашей подготовки.

— Ты не достигнешь полноты, пока не научишься без уязвленности принимать распоряжения от женщины, — говорил дон Хуан. — Однако эта женщина не должна быть случайной. Она должна быть особенной, она должна обладать силой и такой безжалостностью, которая не позволит тебе стать той шишкой, которой ты видишь себя в мечтах.

Конечно, я посмеялся над этими словами. Я подумал, что он просто шутит. Однако истина заключалась в том, что он совсем не шутил. Однажды вернулись Флоринда Доннер-Грау и Тайша Абеляр, и мы отправились в Мексику. В Гвадалахаре мы вошли в универсальный магазин и нашли там Флоринду Матус, самую замечательную женщину, какую мне только доводилось видеть: очень высокая, ростом сантиметров сто восемьдесят, худая, угловатая, с прекрасным и очень молодым, несмотря на возраст, лицом.

— Ага! Вот вы где! — воскликнула она, увидев нас. — Три мушкетера! «Пеп-бойз»: Ини, Мини и Мо! А я вас повсюду ищу!

Без лишних разговоров она взяла руководство в свои руки. Флоринда Доннер-Грау, разумеется, была вне себя от радости. Тайша Абеляр вела себя, по обыкновению, очень сдержанно, а я был обижен, почти разъярен. Я понимал, что такая расстановка не сработает. Я был готов к стычке с этой женщиной с того самого мига, когда она раскрыла свой дерзкий рот и ляпнула всю эту чушь: «“Пеп-бойз”: Ини, Мини и Мо».

Однако неожиданные черты, которые были у меня в резерве, пришли мне на помощь и не позволили проявить гнев или раздражение, и я прекрасно сошелся с Флориндой — лучше, чем можно было мечтать. Он руководила нами железной рукой. Она стала непререкаемой царицей наших жизней. У нее были сила и отрешенность, позволившие ей на самом тонком уровне провести работу по нашей настройке. Она не позволяла нам впадать в жалость к себе или высказывать жалобы, когда что-то было нам не по нраву. Она была совсем не похожа на дона Хуана. Ей не хватало его трезвости, однако этот недостаток уравновешивался другим качеством: она была невероятно быстрой. Чтобы разобраться в любой ситуации и мгновенно начать делать то, чего от нее ожидали, ей было достаточно одного взгляда.

Одним из ее излюбленных трюков — я получал от него безграничное удовольствие — был сухой, официальный вопрос, обращенный к аудитории или к той группе людей, с которой она разговаривала: «Известно ли кому-то из присутствующих о давлении и вытеснении газов?» Она задавала этот вопрос с совершенно серьезным лицом. После того как аудитория откликалась возгласами: «Нет! Не известно!», она говорила: «Значит, я могу рассказать то, что считаю нужным?» — и она действительно делала это, то есть «высказывала» все, что считала нужным. Временами она выкидывала такие возмутительные номера, что я катался по полу от смеха.

Другим ее классическим вопросом была фраза: «Известно ли кому-то хоть что-то о сетчатой оболочке глаза у шимпанзе? Нет?» — после этого Флоринда принималась нести всякую чушь о сетчатке шимпанзе. Это был самый счастливый и насыщенный период в моей жизни. Я был ее поклонником и преданным сторонником.

Однажды у меня появился свищ на бедренной кости — результат давнего падения в лощину с колючими кактусами, когда в мое тело впилось около семидесяти пяти иголок. Одна из них то ли не была извлечена полностью, то ли оставила в ране грязь или занозу, что и привело годы спустя к возникновению свища.

— Пустяки, — сказал мой врач. — Это просто гнойник, и его нужно вскрыть. Очень простая операция. Чтобы вычистить его, мне понадобится всего пара минут.

Я посоветовался с Флориндой, и она сказала:

— Ты — нагваль. Ты либо выздоровеешь, либо умрешь. Никакой двусмысленности, никакой раздвоенности в поведении. Если ты, нагваль, идешь к врачу, чтобы он вскрыл тебе свищ, то, похоже, ты потерял свою силу. Нагваль умирает от свища? Какой позор!