Собрание сочинений. Девушка из золотого атома

Сев к столу и дотянувшись до баночки со всякой всячиной, которую мама держала на подоконнике, она принялась подравнивать ногти пилочкой. Прошло две минуты. Ничего не случилось. Я стояла, держа в руке холодный конец кочерги, пока не почувствовала, что могу говорить.

— Отчего вы сморщились? Вам стало больно?

— Заноза в ладони, — спокойно ответила она.

— Почему вы ее не вытащите?

— Она разнесет весь дом.

Чужак шагнул в открытую дверь кухни. Без слов она положила на стол обе руки ладонями вверх, и тоже без слов он вытащил черную ленточку из кармана своего смокинга и положил на ее запястья. Ленточка тут же начала стягиваться, облепляя руки гостьи и часть стола, словно черная изолента, и сжимая их с такой силой, что дерево заскрипело. Кончиком пальца он тронул ее ладонь, где пульсировала маленькая черная точка. Точка исчезла. Он засмеялся и велел мне выключить свет, что я и сделала.

— Убери это, — сказала она.

— Если бы ты пряталась похуже, у тебя было бы и оружие.

И тут край стола треснул, словно выстрелил, — он отодрал черную ленту от ее рук и спрятал в своем костюме.

— Теперь, когда я воспользовался этим, все знают, где мы, — сказал он и уселся на кухонный стул, высоко задрав колени.

Тогда она сказала что-то, чего я не поняла. Сняла блюдце с пустого стакана и налила в него воды; прошептав опять что-то неясное, протянула стакан ему, но он отстранился. Она пожала плечами и выпила воду сама.

— Мухи, — сказала она и положила блюдце обратно.

Несколько минут они сидели молча. Я не знала, что делать: я помнила, что надо ждать команды «сейчас» и тогда стукнуть его, но никто ничего не говорил. Кухонные часы показывали без десяти одиннадцать. Где-то прямо у окна звенел сверчок. Я боялась, что чужак почувствует запах растворителя. У меня затекли ноги, наша гостья сожалеюще вздохнула и кивнула.

Чужак поднялся, осторожно отодвинул стул и произнес:

— Отлично. Я вызову их.

— Сейчас? — спросила она.

Я не могла ничего сделать. Я держала кочергу перед собой обеими руками и стояла, не зная, как сделать это. Чужак — он пригибался, чтобы не задеть наш потолок — только взглянул на меня, будто я не стоила большего, и снова сосредоточил внимание на ней. Она оперла подбородок на ладони и прикрыла глаза.

— Положи это, пожалуйста, — устало сказала она.

Я не знала, что делать. Она приоткрыла глаза и сняла блюдце со второго стакана.

— Положи это сейчас же, — она поднесла стакан с растворителем к губам.

Я неловко ударила его кочергой. Смутно помню, что было потом: по-моему, он засмеялся и успел поймать кочергу за раскаленный конец, а затем взвыл и сбил меня с ног, потому что помню, что стою на четвереньках, глядя, как она сбивает его с ног. Когда он упал, она пнула его в висок. Затем отступила и протянула мне руку; я подала ей кочергу, которую она взяла сложенной тряпкой, перехватила за холодный конец и с жуткой силой обрушила не на голову ему, как я ждала, а на горло. Когда он замер, она надавила раскаленным концом кочерги на разные точки его костюма, провела им по его поясу и швам ботинок. Потом она сказала мне:

— Уйди.

Я вышла, но успела увидеть, как она снова ударила его в горло, уже не кочергой, а каблуком туфли, серебряной туфли.

Когда я вернулась, там уже никого не было. На сушилке стоял чисто вымытый и вытертый стакан, а кочерга пристроена в уголке раковины под струю холодной воды. Наша гостья стояла у плиты, заваривая чай в коричневом мамином чайнике. Она стояла как раз под матерчатым голландским календарем, который моя мама, не отставая от моды, повесила на стенку. К нему она прикалывала записки для памяти, на одной стояло:

«БУДЬ ОСТОРОЖНА. КРОМЕ ВАННОЙ, БОЛЬШЕ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ ПРОИСХОДИТ ЛИШЬ В КУХНЕ».

— Где… — проговорила я, — г-г-где…

— Сядь вот сюда. — Она пододвинула ЕГО стул. Но ЕГО нигде не было. — Не слишком задумывайся.

Тут в кухню из гостиной вошла моя мама с пледом на плечах и, глуповато улыбаясь, сказала:

— Боже, я, кажется, уснула!..

— Чаю? — спросила наша гостья.

— Просто-напросто уснула, — сказала мама, усаживаясь.

— Я забыла, — сказала наша гостья и добавила: — Мы же одолжили машину. Позвоню им по телефону.

Она вышла в холл, где нам установили телефон одним из первых в городе, и через несколько минут вернулась.

— Все в порядке? — спросила мама. Чай мы пили молча.

— Скажите мне, — наконец произнесла наша гостья. — Как работает ваше радио?

— Безупречно, — с некоторой обидой ответила мама.

— Это хорошо, — сказала наша гостья, — потому что вы в мертвой зоне, понимаете, слава Богу, в мертвой зоне!

Моя мама встревожилась:

— Простите, я не…

— Извините меня, — сказала гостья, — мне нездоровится.

Она со стуком поставила чашку на блюдце, встала и вышла из кухни. Мама ласково дотронулась до моей руки.

— Никто ее не… обидел на танцах? — тихо спросила мама.

— О нет, — ответила я.

— Ты уверена? — настаивала мама. — Ты точно знаешь? Никто не говорил о ее росте или внешности, ну что-нибудь скверное?