Собрание сочинений. Арфа и бокс. Рассказы

Молчат все. К Клочкову никто не хочет.

– Хорошие ребята, золотые ведь ребята, ведь способные. Степка способный, Алешка способный, Касумов, Керимов – все способные… Ведь чудно! А этот яблоко ест! Что вы, ребята, ей-богу, ну ешьте яблоки, ну не выйдет из вас Королевых, Щербаковых… Вот Жорж Карпантье, например, не грыз с утра до вечера яблоки, национальный герой Франции… Он работал, трудился, он был великий мастер! Он не бил в ухо или в нос, бил точно. Он встречался с Джеком Демпсеем на первенство мира, а вы знаете Джека Демпсея?..

Он начинал рассказывать про Демпсея. Целый час мог рассказывать без передышки, а то и больше. Со временем он не считался. Он всегда забывал про время. Всю ночь бы с нами пробыл, да он и так с нами возился. Время он не считал, лишь бы польза. Жена позвонит ему, а он ей: «Сколько? Одиннадцать? А я думал, девять!» Вот так он не считал свое время! Он больше с часами песочными дело имел. Песок сыплется, он и смотрит, когда раунд кончится. А другие часы его не интересовали. А те часы, что у него стянуть хотели со стола, так они и сейчас там. Лежат себе спокойненько, никто их не крадет. Только он на них редко поглядывает. А с вором в трусах заграничных я встречусь. Ничего, что он к нам не идет, ничего.

– Разойдитесь и займитесь снарядами. А ты ко мне.

Мой тренер надевает кожаные лапы, а я перчатки, мы оба влезаем на ринг, и я ношусь вокруг него и бью, стараясь попасть в середину лапы сильней и точней, суше и резче, пот льет с меня, но я все бью и бью в воображаемого противника прямые, свинги, хуки, апперкоты под крики мастера: «Так, хорошо!», «Очень плохо!», «Никуда не годится!». Подсек меня в подбородок ребром лапы, чтоб помнил о защите, – слегка, ему казалось, а я сел. «Прости, – говорит, – слишком сильно». – «Да, слишком сильно», – говорю. Вскочил, потряс башкой и лупить продолжаю. «Ну, давай, вложи душу в удар, продолжай, вложи душу!» Я вкладываю душу. Стараюсь ниже голову, чтоб больше не попало.

– Ну все, милый, хватит, иди отдыхай, давай Степу.

Мне надо спешить. Вечерами вечерняя школа. В первые дни неудобно пропускать, а дальше разберемся. Меня отпустили пораньше. Под душ, одеваюсь в темпе. Продираюсь сквозь толпу у дверей.

Шагаю по улице – чувствую себя.

24

Не удавалось мне долгое время легкое пружинистое движение по рингу. Торчал у зеркала с утра до вечера. По улице идешь и подпрыгиваешь. По комнате не иначе как по рингу передвигался. Но раскованность не приходила. Все время тянуло передвигаться, расставив ноги сравнительно широко, в то время как И-И твердил: «Ноги уже!» Пусть будут ноги шире, решил я, и никто не переубедит меня в обратном. Если кому удобно «ноги уже», то пусть он так и ходит, а мне так неудобно. Я понял, как мне лучше.

Я работал в спарринге с Касумовым, а И-И мне орал:

– Ноги уже!

– Я так привык! – отвечал я ему, продолжая работать.

– Не те мне попадаются!

– Отстаньте от меня!

– Не заучивай неправильно, век будешь отучиваться!

Он остановил спарринг и завел свое нытье.

– Я так давно привык, – сказал я.

– Как давно? Сколько лет прошло? Сорок? Пятьсот?

– Я не могу иначе.

– Ну кто ты такой?

– Я?

– Да, ты.

– Человек.

– Ну какой ты человек, если не можешь ноги уже? Дерьмо ты, а не человек!

– А вы кто? – разозлился я.

– Сейчас увидишь. – Он надел перчатки, перелез ко мне через канаты, выгнал с ринга Касумова. Драться, что ли, со мной собирается, очумел! Лицо открыто, не защищается, перчатки держит внизу, согнулся, как горилла, морду свою с поломанным носом выпятил и твердит: – Ну, ну, давай, давай…

– Чего давай?

– Работай!

Попасть в него в этот момент было нетрудно, и я ему прямым ткнул в лицо, повернулся и бежать.

Видели бы его выражение! Сморщился, не ожидал удара, злой.

– Не те мне попадаются! – орет. – Идите все к Клочкову! Не хотите меня слушать! Я вам добра желаю!

– Нашли с кем работать, – говорю, – я еще из ума не выжил!

– Кто ты такой?! Кто ты?! Какое ты имеешь право держать ноги шире, кто тебе такое право дал? Балбес ты!

Я снял перчатки, бросил их на ринг.

– За такие слова… Прекратите оскорблять!

Ругал он всех, никто не обижался. Да он и не хотел обидеть. Очень уж старался и перебарщивал. Да и я не реагировал, а тут не выдержал.

А он мне опять свою рожу подставляет:

– Ну, ну, ну, дай мне еще…

Разве можно на него обижаться!

– Оскорбишь человека, так он злее становится, ух! Как тигр, лев, бросается! Я буду вас, ребята, оскорблять, но вы не принимайте близко к сердцу… Давай, давай, Касумов ждет тебя, давай! Надевай, надевай перчатки, Володя, и ноги уже…

И ребята кричат мне, нечего, мол, дурака валять, обиды выставлять.

Лезу под канат к своим перчаткам.

– Бокс!

И-И с песочными часами следит за нами. Замечаний про ноги не делает, хотя я «уже» и не собираюсь.

И вдруг Касумов буквально отделился от пола, ноги его взлетели вверх. Удара я и не заметил, но он был! Второй раз за всю жизнь! Таким же ударом сбил я Гарика, без сомнения! Наверное, правой, ну да, я бил правой… Каким же ударом я сбил его?