Собрание сочинений-2.Зверь

Он опустил руки, пробормотав извинение. Ощущение неминуемой катастрофы усилилось. Таинственный, неуловимый, вездесущий Граннис сделал еще один ход в своей непостижимой игре. Но на этот раз речь шла о непосредственной и смертельной опасности. Граннис намеревался подвергнуть его, Мортона Каргилла, жизнь риску, отправив его в Город Теней.

Он погладил Энн по голове. Она никак не могла унять нервную дрожь. Каргилл спросил:

— Дата назначена?

— Я не знаю. Мне ничего теперь не говорят, — покачала она головой.

Он сказал мягко:

— Пойди посмотри, как там с обедом. Я разведаю обстановку.

Он направился на террасу, спустился в сад, пересек его, перелез через забор — и его остановил охранник.

— Назад! — резко бросил он. В руке его блеснуло оружие.

Каргилл подчинился и, не сопротивляясь, сразу же пошел к калитке, дорожка от которой вела к парадной двери дома. Она не была заперта. Но когда он вышел за калитку, из-за дерева выступил солдат и жестом приказал ему вернуться.

Так в течение нескольких минут он насчитал девять вооруженных охранников, и все они знали его в лицо. Когда он вернулся в дом, Энн сидела в гостиной и с ней был командир летчиков, Гриер.

— Простите, капитан, — сказал тот, — но мы не имели права рисковать. Граннис сообщил нам, что затевается заговор, поэтому все офицеры получили приказ прибыть в расположение своих частей. На тот случай, если начнутся беспорядки, после обеда вас сразу отправят в Город Теней.

Гриер остался с ними обедать. Когда все встали из-за стола и пошли к двери, Энн шепнула Каргиллу:

— Постарайся найти какой-либо предлог поцеловать меня на прощание. Я сделаю вид, что сопротивляюсь.

На лужайке перед домом их ждал похожий на флотер корабль. Каргилл повернулся к Энн и, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более саркастически, проговорил:

— Мисс Рис, вас когда-то очень забавляло ваше обещание, что вы поцелуете меня, когда мы будем расставаться. Я требую, чтобы вы выполнили его.

Он не стал ждать, когда она согласится, подошел к девушке близко, взял ее за подбородок, приподнял ее голову и наклонился, чтобы поцелуй пришелся прямо в губы. Это был весьма смелый поцелуй, и единственной проблемой было то, что она недостаточно сильно сопротивлялась. К счастью, охранники расценили эти действия как нападение и оттащили его от девушки.

— До свидания, дорогая, — сказал Каргилл. — Я скоро вернусь.

Против своего ожидания он обнаружил, что говорит то, что думает. Его очень тянуло к Энн. “Я думал, что люблю их всех, — сказал он себе, — и Лелу, и остальных…” Он вспомнил женщин, которые оставили след в его жизни в период еще до 1954 года. Но с Энн все было иначе — она была не такая, как другие.

“Черт меня возьми! — подумал он. — Я, кажется, люблю ее”.

Он поднялся на борт корабля, металлическая дверь за ним закрылась, и флотер резко пошел на подъем. Откинувшись в кресле, он почувствовал, что сила духа его ослабевает по мере того, как до сознания начинает доходить безнадежность его положения.

В конце концов он взял себя в руки, подумав, что еще не решил, что будет делать.

Каргилл с надеждой взглянул на летчиков, которые сопровождали его к месту назначения. Он не знал их, но был уверен, что они из тех, кому он читал свои лекции. Сомневаясь, что сможет убедить их действовать так, как ему было нужно, Каргилл решил, что попытка не пытка.

Он выждал момент, когда второй пилот посмотрел в его сторону, и сделал ему знак подойти. Летчик сказал что-то своему командиру, видимо, попросил разрешения отлучиться, и подошел к Каргиллу.

— Капитан? — произнес он почтительно.

Это слово по какой-то причине показалось Каргиллу ужасно смешным. Он расхохотался. “Капитан!” — повторил он вслух и просто покатился со смеху.

По лицу его текли слезы. Он посмотрел на человека, стоящего перед ним.

— Лейтенант… — начал Каргилл и остановился. — Лейтенант! — Это было еще смешнее, чем “капитан”. Он сдержался, чтобы снова не рассмеяться, и ему удалось проговорить: — Лейтенант, вы написали завещание?

— Нет, сэр — Судя по чопорному тону, летчик осуждал Каргилла за его непонятный смех и не был расположен к беседе.

Это вызвало у Каргилла еще один приступ неудержимого хохота. Он уже понял, в чем дело: ему приходилось видеть людей в таком истерическом состоянии. Чтобы побыстрее справиться с истерикой, надо было дать ей полный выход, не пытаться ее сдерживать. Отсмеявшись, он сказал:

— Лучше составьте завещание. На войне люди погибают. Или вы будете отсиживаться где-нибудь в безопасном месте?

— Нет, сэр, я доброволец.

— Доброволец! — На этот раз Каргилл дал себе волю и разразился таким хохотом, что в течение нескольких минут тело его буквально сотрясалось от судорожных приступов. Наконец ему удалось буквально выдавить из себя, в перерывах между всхлипами: — Вот это я понимаю. Это как раз то, что нам нужно в армии, — добровольцы, готовые жизнь положить за альма матер! Ой, что это я говорю? Что-то я путаю — то ли место, то ли время.