Внимательно осмотревшись, Меренсон ослабил, как мог, путы, поднялся на ноги и… благоразумно постоял еще некоторое время неподвижно, вторично тщательно осматривая окрестности. Затем, соблюдая крайнюю осторожность, шаг за шагом, он доковылял до второго геликара севшего недалеко от разбившегося. Он неспешно отделался от сковывавших его пут.
Несколько минут спустя он был уже на базе. По его указанию Кладжи объявил всеобщую тревогу. После этого на новом геликаре, пилот которого был предварительно проверен на возможную принадлежность к ивдам, он отправился на дальнюю базу, служившую для отдыха персонала. Там его поджидали новости.
Вся банда ивдов была разгромлена. Дженет быстро заподозрила лже-Меренсона и ловко содействовала его поимке. Полиция тем самым сразу же вышла на надежный след и довольно легко по цепочке прошлась по всем втянутым в это дело лицам.
Меренсону пришлось протомиться еще целый час, пока его соединили с Дженет на Райской планете. Он облегченно вздохнул, увидев ее лицо в визифоне.
— Я весьма забеспокоился, — признался он, — когда ивды сообщили мне, что они рассчитывали на холодок в отношениях между давно женатыми парами. Им, конечно, и в голову не пришло, почему мы предприняли эту поездку.
Дженет проявила нетерпение.
— Завтра на Мире сделает остановку полицейский корабль, — сообщила она. — Загружайся в него и прилетай как можно скорее!
И добавила:
— Я рассчитываю по крайней мере хоть вторую часть своего второго медового месяца провести со своим мужем!
Существо еле передвигалось. Оно стонало от страха и боли, испуская противный, тонкий и дребезжащий звук. Без определенной формы и очертаний, оно при каждом конвульсивном движении непрестанно их меняло.
Создание ползло по длинному коридору космического корабля, мучительно сопротивляясь неодолимой тяге своих элементов принять форму окружающих его предметов. Похожая на магму в состоянии распада, серая масса тянулась, вздымалась и опадала, катилась и текла. В каждом ее движении отражалась отчаянная борьба с ненормальным стремлением преобразоваться в стабильную форму.
Неважно в какую! Оно готово было стать отливающей холодным голубоватым блеском стенкой из прочнейшего металла грузового корабля, стремительно летящего к Земле, или плотной резиновой дорожкой на полу. И если противиться притягательной силе пола ей было нетрудно, то совсем иначе обстояло дело с металлом, который влек к себе неудержимо. Было бы так просто навечно застыть в металле.
Но что-то мешало этому. Какое-то встроенное в него самого предназначение. Приказ, воспринятый на уровне электронов, продолжавший звучать в вибрации атомов и похожий своей неизменной напряженностью на особого рода пытку:
Таково было предписание, будоражившее все его элементы нескончаемым страданием. Таково было предначертание, заложенное в базовом сознании породившими его великими силами зла.
В конце коридора возникло движение. Открылась дверь и раздались шаги. Насвистывая, шел человек. Существо с легким металлическим скрежетом, похожим на полу вздох, расползлось по полу, приняв за какой-то миг вид лужицы ртути. Затем оно побурело и, сливаясь с полом, стало им, легким слоем каучуковой дорожки, тянувшейся вдоль многометрового коридора. Какое неописуемое блаженство вот так запросто раскинуться, превратиться во что-то плоское, принять наконец-то форму, приблизиться тем самым к состоянию, столь близкому к смерти, что отступает любая боль. Вечный покой был так сладок, так безмерно желанен, а жизнь — донельзя невыносимой агонией, кошмаром беспрерывных терзаний. Только бы приближавшаяся форма прошла поскорее. Если она остановится, то эта животная стихия преобразуется в нее — так силен зов жизненной силы, превозмогающий металл и вообще все на свете. Эта жизнь на подходе означала пытку, борьбу, страдание.
Тварь напряглась. Сейчас плоская и гротескная, она была способна трансформироваться в стальные мускулы. Полная ужаса, она ожидала начала смертельной схватки.
Космонавт Парелли, жизнерадостно насвистывая, вышагивал вдоль ярко освещенного коридора в направлении машинного отделения. Он только что получил весточку из дома. Жена родила сына и чувствовала себя превосходно. Восьми фунтов, как уточнялось в радиограмме. Он еле удержался, чтобы не закричать “ура” и не пуститься в пляс. Парень! Хорошая штука жизнь!