Собрание ранней прозы

— А ты бы не хотела почитать его пьесы, мама? У меня есть.

— Да. Я бы хотела прочесть самую лучшую из всех. Какая у него лучшая?

— Не знаю, право… Но ты в самом деле хочешь прочесть Ибсена?

— В самом деле.

— Чтоб поглядеть, не читаю ли я опасных авторов, для этого?

— Нет, Стивен, — возразила мать, храбро решаясь на уклончивость. — По-моему, ты уже достаточно взрослый, чтобы знать, что хорошо и что плохо, и я тебе не должна указывать, что читать.

— Я тоже так думаю… Но я удивился, когда ты спросила об Ибсене. Мне в голову не приходило, что ты можешь интересоваться такими вещами.

Миссис Дедал плавно водила утюгом по белой нижней юбке, следуя за ритмом своих воспоминаний.

— Да, я об этом не разговариваю, конечно, но я не так уж и безразлична… До того как я вышла замуж за отца, я очень много читала. И я интересовалась всеми новыми пьесами.

— Но ведь с тех пор как вы поженились, вы оба даже ни разу не купили ни одной книги!

— Видишь ли, Стивен, твой отец не такой, как ты, его эти вещи не интересуют… Он мне рассказывал, как он в молодости пропадал на псовой охоте все время, занимался греблей на Ли. Он был больше по части спорта.

— Я догадываюсь, по какой он был части, — заметил непочтительно Стивен. — Я знаю, что он плевать хотел с высоты, что я там думаю или чего пишу.

— Ему хочется, чтобы ты сам себе проложил дорогу, продвинулся бы в жизни, — вступилась мать. — Вот в чем его амбиция. И не надо его корить за это.

— Нет-нет, что ты. Только моя-то амбиция не в этом. Меня тошнит частенько от такой жизни, по мне она уродлива и труслива.

— Что говорить, жизнь вовсе не то, что я думала о ней, когда была в девушках. Поэтому я и хотела бы почитать какого-нибудь великого писателя, понять, какой у него жизненный идеал — я правильно здесь говорю «идеал»?

— Да, но…

— Потому что иногда… не то что я ворчу на судьбу, какую мне послал Всемогущий, у меня в общем счастливая жизнь с твоим отцом — но иногда я чувствую, как хотелось бы выйти из этой вот, из реальной жизни и войти в другую… на время.

— Но это совсем неверно, это великая ошибка, которую все делают. Искусство это не бегство от жизни!

— Нет?

— Ты явно не слушала, что я говорил, или же ты не поняла. Искусство это не бегство от жизни. Это в точности противоположное. Наоборот, искусство и есть центральное выражение жизни. Художник это не штукарь, что показывает публике заводное царствие небесное. Этим попы занимаются. То, что утверждает художник, он утверждает из полноты собственной жизни, он творит… Понимаешь?

И так далее. На другой день или через день Стивен вручил матери несколько пьес для прочтения. Она прочла с большим интересом и нашла Нору Хельмер очаровательной. Доктор Штокман вызвал у нее восхищение, которое, однако, неизбежно уменьшилось, когда ее сын небрежно-кощунственно назвал этого непоколебимого бюргера «Иисусом во фраке». Но той пьесой, которую она предпочитала всем, оказалась «Дикая утка». О ней она говорила охотно и, случалось, сама начинала тему: пьеса тронула ее глубоко. Чтобы не быть обвиненным в разгоряченности и пристрастности, Стивен не побуждал ее к открытым выражениям чувств.

— Надеюсь, ты не будешь вспоминать малютку Нелл из «Лавки древностей».

— Я, конечно, люблю и Диккенса, но, по-моему, есть большая разница между малюткой Нелл и этой бедняжкой — как там ее имя?

— Хедвиг Экдал?

— Да-да, Хедвиг… это все так печально: ужасно, даже когда читаешь… Я с тобой совершенно согласна, что Ибсен замечательный писатель.

— Правда?

— Да, правда. Его пьесы на меня очень действуют.

— А ты его считаешь безнравственным?

— Ну конечно, он говорит на такие темы, Стивен, ты понимаешь… Я о них сама очень мало знаю… такие темы…

— Темы, о которых, по-твоему, вообще не следует говорить?

— Ну, в старину именно так считали, но я не уверена, что это правильно. Я не уверена, что для людей хорошо оставаться в полном неведении…

— Тогда почему не обсуждать все это открыто?

— Я думаю, это могло бы повредить некоторым — тем, кто необразованны, неуравновешенны. Характеры у людей такие разные. Ты-то, возможно…

— Давай обо мне не будем… Ты думаешь, эти пьесы не подходят, чтобы их читали?

— Нет, я считаю, это по-настоящему чудесные пьесы.

— И не безнравственные?

— Мне кажется, Ибсен… у него необыкновенное знание человеческой природы… И мне кажется, иногда человеческая природа — это что-то совершенно необыкновенное.