Собрание палийских джатак

"На Джамбудвипе сеют, жнут…" – произнёс Учитель в роще Джеты по поводу Девадатты, ибо тот некогда соблазнил уйти с собою от Учителя пятьсот семей, но кончил тем, что провалился в ад и их с собой увлёк.

Когда главные ученики[42] Пробуждённого пришли к Девадатте и ночью увели от него почти всех бывших с ним монахов, Девадатта не смог сдержать горя. Он тяжко занедужил, стал кашлять кровью и вспомнил наконец о достоинствах Пробуждённого: "Вот уже восемь месяцев я злоумышляю против Татхагаты, а между тем у самого Учителя нет ни малейшей враждебности ко мне. Да и ни один из восьмидесяти великих тхер[43] не держит против меня зла. Лишь я сам повинен в том, что остался теперь один и все от меня отвернулись – и Учитель, и великие тхеры, и Рахула, сын Учителя, и княжеские роды шакьев. Пойду к Учителю вымаливать себе прощение!" Подозвав тех, кто ещё оставался при нём, Девадатта велел уложить себя на носилки и нести в Шравасти. Люди шли всю ночь, и к утру оказались уже в окрестностях города. В тот час Ананда обратился к Учителю: "Почтенный! Похоже на то, что Девадатта направляется к тебе просить прощения!" – "Нет, Ананда. Больше Девадатте свидеться со мной не дано". Когда Девадатту уже внесли в город, Ананда опять известил о том Учителя, но Блаженный ответил так же. И наконец носилки с Девадаттой поднесли к пруду, что был неподалёку от ворот в рощу Джеты. В тот самый миг плоды злодейств его созрели и проявились сполна. По всему телу Девадатты разлилось жжение, захотелось ему умыться и напиться, и он попросил поставить носилки и сходить за водой. Но напиться ему уже не пришлось: едва носилки коснулись земли, как земная твердь дала трещину, из Незыби взметнулось пламя и поглотило его. "Вот он, плод моих злодеяний!" – понял Девадатта и успел лишь воскликнуть:

"К тому, кто выше ариев, кто бог для небожителей,

Кто укрощает гордецов, кто всё увидит и поймёт,

Исполнен добродетели, – к нему,

Всепробуждённому, я прибегаю с верою!"

Так он восславил Пробуждённого и вновь признал себя его учеником, но всё же провалился в ад.

За Девадаттой в своё время пошли пятьсот семей мирских последователей Учения. Все они, взявши его сторону, тоже бранили и чернили при своей жизни Татхагату, а потому после смерти тоже угодили в ад. Об этом-то и зашёл однажды разговор в зале для слушания дхармы: "Почтенные! Поистине, Девадатта – злодей! Был он алчен, жаждал почёта и подношений, а потому беспричинно озлобился на Истинновсепробуждённого и не подумал о грядущих бедах. Вот и попал он в ад, да ещё увлёк туда же за собою пятьсот семей". Учитель пришёл и спросил: "О чем это вы сейчас беседуете, монахи?" Те объяснили. "Не только теперь, о монахи, Девадатта был охоч до почёта и подношений и пренебрёг опасностью, – заметил Учитель. – Уже и в прошлом он однажды пренебрёг грозившей ему опасностью, ибо жаден был до удовольствий. Потому-то он и погиб сам и погубил тех, кто пошёл за ним". И Учитель рассказал о былом.

"Давным-давно в Варанаси правил царь Брахмадатта. Неподалёку от города была тогда большая деревня. Жили в ней одни плотники, тысяча семей круглым счётом. Понабрали эти плотники у людей задатков в счёт будущей работы: "Вам мы кровать сделаем, вам – стол, вам – дом срубим", – а выполнить в срок ничего не сумели. Народ осерчал; плотников стали хватать на улицах и требовать вернуть деньги, и до того их доняли, что тем и жить сделалось невмоготу. Тут-то плотники и решили: "Давайте сбежим отсюда на чужбину, авось как-нибудь проживём". Нарубили они строевого лесу, построили большой корабль и спустили его на реку в гавьюте или в двух от деревни, а затем глухой ночью погрузились на него вместе с семьями и пустились в плавание. Долго ли, коротко ли, приплыли они по Гангу к океану и, странствуя по воле ветра, оказались в один прекрасный день перед каким-то островком посреди моря. На островке том росли рис-самосейка, сахарный тростник, гвоздичные деревья, хлебные деревья, помповые пальмы и ещё множество всяких плодовых кустов и деревьев. А жил там в одиночестве некий человек, спасшийся после кораблекрушения. Он готовил себе рисовую кашу, запивал её соком сахарного тростника, отъелся и горя не знал. Ходил он голый и весь зарос волосами.

Плотники же, завидя остров, решили: "А вдруг остров стерегут якши? Как бы нам на нём не пропасть! Для начала непременно его обследуем". И вот семеро силачей-храбрецов, вооружённые до зубов, сошли на берег, чтобы обследовать островок. Островитянин в тот час напился после завтрака соку сахарного тростника, улёгся в красивом месте в тени дерев на серебристо-белом песке и затянул песню:

"На Джамбудвипе сеют, жнут, живут плодом трудов своих,

А мне живётся хоть куда – и не работаю, и сыт!"