Собрание

При дневной луне
Хьюмби едет на коне
В розовую тьму,
Ухмыляется весне,
Кланяется соловью —
Радостно ему.
Вдруг голос с неба:
«Хьюмби, дети!
Ради приятности одной разве вы на свете?
Для того вас породил?»
Хьюмби с коня упадает,
Восклицает: «Сила сил!
Этой радостью земной
Я мечтал с Тобой делиться».
Бедный Хьюмби, фарисей.
Тихо, только в черепушку
Бьет крылом большая птица.
Этой птице клетка — ты,
Она выпорхнет
Из тесной темноты.
Хьюмби едет на трамвае
По окраине — барак
За бараком проплывает,
Ноет зуб и жмет башмак.
«Хьюмби, Хьюмби, ты — дурак.
Ум бы —
Разве
Жил бы так?
Я летал бы на такси
В облаках, в небесах…»
В это время
В голове его кружится
Окровавленная спица,
И перо широко машет
И размазывает кашу
По краям,
То попробует, то сплюнет.
Хьюмби же идет на рынок,
Покупает васильки
И себя он дома, плача,
Хлещет по глазам.
Хьюмби,
Ум бы!
И невидимый Алхимик
Подбирает этот веник
И несет за небеса.
Хьюмби — что?
Поест картошки,
С телевизором немножко
Он в гляделки поиграет,
Хлопнет рюмку, да и спать.
Вот тогда перо, и спица,
И сама большая птица
Очищают его зренье,
Как тяжелый апельсин.
И во сне его хоронят.
«Ницше!» — плачет он и стонет,
Нишей видит он себя.
Зверь бестрепетный — судьба,
Сидя в ней, клубок мотает.

5

Мне все виднее, все видней,
Ау-ау — о ангел мой!
Я становлюсь глухонемой.
Но что же этого честней?
Я слишком долго много знаю,
Я задыхаюсь — пузырями
Прольется только лепет злой.
Тебя — и то, о ангел мой, —
Дозваться ли глухонемой?
Хотела я достать руками
Ту точку — там, где вокализ
Хватает ангела босого
За пятку — то ль он тянет вниз,
То ль ангел вверх его — не знаю.
Меня не слышал ангел мой,
И полетела вверх ногами,
И становлюсь глухонемой,
И с духом говорю глазами —
Меня ты слышишь, ангел мой?

6. Достоевский и Плещеев в Павловском парке