Собрание

Вот пьяница бредет Пахом
В блевотине своей, как в злобе,
Идет молиться он — грехом
Бо он дитя угробил.

Все тяжелей бредет Пахом,
Вот позади уж полпути,
Вдруг стал он на дороге Дом,
Прохожему не обойти.

Едва войдет и соль найдет,
На печке вспялится сова,
А из-под лавки подмигнет
Ему кабанья голова.

Под паутиною висит
Вся темная икона,
А если бросится он спать —
Змея ему на лоно.

И стены странно задрожат,
Из подпола несется чад
Горелых тел — там двери в ад,
Там мучают убогих.

Из дома кинешься бежать
До первого в потемках стога,
От ужаса теряя тело
И превращаясь быстро в Бога.

6. Лабиринт

Вот Матрена потерялась
На лугу, на лугу,
Мы бежали, восклицали:
Угу-гуй, угу-гу.
Только след мы отыскали,
Только хлеб мы обретали,
Что Девица потеряла на бегу.
Вот глядим — лежит сухая корка хлеба,
Но, чудесная, растет,
Давит сок из ягод неба,
Подымает свод.

Мы на хлеб на той напали,
Стали грызть со всех концов,
Вдруг Матрену там отыщем,
С нею Киев и отцов.

Феодосий — он гундосый, он такой,
Он — безногий, красноглазый, он — плохой.
"Ах зачем, ах зачем я в краюху вбежал?
Как в болоте увяз, как в навозе застрял.

Мягкий хлеб, теплый хлеб,
Тесный пористый путь,
Я оглох, я ослеп,
Я теперь — кто-нибудь".

Вот Федула вбежала
С другого конца,
У ней нос набекрень,
Язвой рот в пол-лица.

И Пахом-живоглот,
И мордастый Максим,
Все вбежали во хлеб
И колышутся с ним.

Понеслись они все,
Кто безглаз, кто горбат,
Прямо к центру земли,
Как четверка мышат.

Как там сытно, тепло,
Не задохнутся там.
Жаркий хлеб на крови
Со слезой пополам.

Они взад и вперед,
Они вниз — к небесам,
Нет Матрены нигде,
Закружилися там.

Тут прохожий прошел,
Странник некий чужой,
Он и съел этот хлеб
Пеклеванный и злой.

И четыре юрода
В его животах
Говорили на сто десяти
Языках.
И в его-то крови
Они вольно живут,
То ли он их несет,
Ноги в Киев несут.

Эпилог

Я шла, чертила угольком
По туче — что пристала?
И в страшный заходила дом,
Невидимою стала.

Но и невидимая я
Шептала и крестилась,
И долго в темноте рука,
Бледнея, все светилась.

Чужое сердце сразу стало,
Как будто кто отрезал бритвой,
И в нем сама себя шептала
Исусова молитва.

Пост-эпилог

Ты был там, путник? Ты прочел
Пергамент темный старцев строгих,
Что улием бессонных пчел
Уж не о мире молят, а о Боге.

1994

ЛЕСНОЙ ОТШЕЛЬНИК