Собрание

— А у меня нет. Но у меня много любовных актеров, ну в которых я влюблена. Мы причаливаем. Идем в чебуречную. Чебуречная маленькая, грязная. Мы проходим по залу и неожиданно оказываемся в темном дворике. Там деревья загораживают зеленые столы, все жрут чебуреки, слоеные жареные пирожки с мясом и луком. Мы тоже съедаем по пять штук и прощаемся с Сахновскими до завтра.

Мы дома. Ложимся спать. Мне бешено грустно. Я читаю «Лже-Нерона». Когда мама засыпает, я заворачиваюсь в простыню и босиком выхожу на балкон. Я тихо напеваю «Виновата ли я» — песню, которую пел Сережа. Он далеко. Тоже у моря. Он видит такую же зеленую луну. Луночка-луна, будь человеком, передай ему привет пламенный. Напротив танцы. Парочки целуются под деревьями. Я постояла немного и пошла спать.

III

На следующий день к нам приходят Сахновские. Они восхищаются комнатой, балконом, видом с балкона, чистотой пола в уборной, в комнате, на лестнице и хозяйкой. Хозяйка у нас худая, с вытянутым удивленным лицом, нос, длинная закорючка, лезет вверх к маленьким глазам. Носит она белую кофточку с черной юбкой по праздникам и платье с талией ниже колен в будни. Разговаривать она может сутки. Мы с Сахновскими хотим съездить в Коктебель. Мы идем к такси. Несемся по городу, мимо столбов с надписью «Феодосия», по дороге в голубой степи чуть не наехав на добрых скучных баранов. Проносимся мимо столбов «Коктебель» и останавливаемся у дома отдыха. Идем к морю. Долго ищем Люсю и Кирку. Наконец находим. Нам с Галей родители вместе с куском сердца оторвали по одинаковой шляпе, с огромными полями и цветочками по бокам. Мы складываем их на топчан, переодеваемся и лезем в воду. С Галькой плавать скучно, с Киркой разрыв дипломатических отношений. Я мрачно плыву к буйку, устала, я ни разу не доплывала туда. Вянут руки, жжет в голове. Ленка, плыви, если доплывешь, будет хорошо, ты встанешь на буек и гордо помашешь рукой Кирке, ты устала, отдохни, милая, но больше так не делай. Плыви, тогда увидишь Сережу раньше, чем через три месяца. Ты не волнуйся, Ленка. Я доплыву. Мне бы только его увидеть на улице и все. До буйка оставалось метров десять, когда я оглянулась. Люся и мама звали меня назад, лица у них были испуганные. Пошел дождь. Мне стало страшно, все выскакивали из воды и смотрели в сторону гор. Над крайней, выступающей в море скалой ввинчивался в небо столб дыма. Стало страшно. Ленка помчалась к берегу, не думая о свинце в руках. Ее черные пятки безвыходно колотили воду. «Что это?» — спросила Ленка. «Смерч, — сказала Люся. — Бегите в дом». Мы спрятались в глиняный розовый домик, набитый людскими телами. Было холодно, но постепенно дыхание согрело комнату. Кругом барабанил дождь. Галька обняла меня — теплее. Маленький мальчик спросил Гальку: «Почему все говорят смерть»? — «Не смерть — смерч», — сказала Галька. Мы засмеялись. Мне надоело стоять в домике, мы выбежали под мокрый крупный дождь и, кое-как одеваясь, побежали домой. Мама и Люся делали неосторожные попытки помирить меня с Киркой, но когда нас оставляли вдвоем, мы уныло расходились в разные стороны. В пять мы уехали. Дома Ленке стало горячее. Температура 39,8. Прежде чем лечь спать, она мелькнула на балкон, постояла, спела «Виновата ли я» и убедительно попросила Луну передать привет Сереже. Проделав этот ритуал, она прыгнула в кровать. Необычайное, пьяное веселье залило ее. Мама подсела к ней на кровать:

— Что с тобой, Леночка?

— От тоски.

— Нет, перекупалась.

— Мне лучше знать — от тоски. Мама, в Коктебеле лучше, там звезды, я не могу жить без звезд, я хочу пить звезды, я люблю звезды. Подари мне Андромеду.

— Нет такой звезды.

— Есть, она мне вчера говорила, что есть.

— Кто говорил?

— Андромеда.

— Я положу тебе мокрое полотенце.

— Посиди со мной. Слушай, я счастливая, правда, у меня родинок много, и еще я Сережу видела — это счастье. Правда, Сергей Юрьевич лучше всех?

— Спи, Лена, спи.

— Я боюсь, засну и не проснусь, и все родинки пропадут даром.

— Лена, я дам тебе пирамидон, и помолчи немного.

Лена метнулась в левый стенной угол кровати. Возбуждение прошло, ей было легко и сухо. Она молчала. Ей хотелось помолчать.

IV

Сегодня у меня температуры нет. Тягуче, уныло тянется день. Мы на медицинском пляже. Мы должны досидеть здесь до четырех часов. Я иду в море. Мне не хочется купаться. Ленка, каждый раз проходи по той доске, тогда Сережа один разочек по какому-нибудь поводу вспомнит о тебе. Сентиментальная дура ты, Ленка, и, кроме того, сноб невероятный. Приехала на Черное море и еще тоскует, а кто тоскует? — тринадцатилетняя козявка. Ленке весело, ей приятно в купальнике резиновой походкой входить в море, нравится покачивать плечами и бедрами. Она входит в море. Я долго ныряю, лежу на животе не дыша, пока не надоедает. Четырех еще нет. Сейчас два. В три мы выходим. День тянется медленно и тягуче.