Пробился ключик посредиПустого дуба,Он поднимается веснойДо среза, где была вершина,Да молния ее сожгла.В колодец этот возвышенныйПосмотрит птица, пролетая,И забывает — где юг, север,Да и зачем сей глаз мерцает.И говорят — в году раз ночьюТам что-то будто вдруг вскипает,Оттуда с шумом, плеском, пеньемВсплывает лешая русалка,На мир посмотрит — и обратноНесется вниз в жерло глухое.И я кругами там ходила,Как кот прозрачный и ученый,И думала: сей дуб есть образБезумца, пифии, пророка.
декабрь 1994
ТОРГОВКА
У ног Обводного каналаОна баранкой торговала.В ее лице (их было целых три) —Одно белело круглое, как рама,Другое из него одутло выступало,А третье — просто пятачок,Бутон или густой цветок.Который не приманит никогдаПылящих мимо насекомых,И полувдвинутой трубойСмотрела в окна незнакомых,В закатное нагое солнце,Пот утирая полотенцем.
1994
ЗАРУБЛЕННЫЙ СВЯЩЕННИК
В церковь старушка спешит(Непременно надо согбенную),Ворона кричит через размокший снег,Со слезой радуетсяЗдешний навек человек.Тает в углу мертвецС молитвой, ко лбу прилипшей,Может, впечатается в костьИ отпрянут духи под крышкой.Священник, погибший при начале конца,Похожий на Люцифера и Отца,Немного светский и слишком деятельный,Но избранный в жертву (назло чертям?),Может, кровью своею — верите ли? —Пропитает ворону, старушку и храм.Снег не просыплется больше в юдоль,Разве снизу пойдет — от земли — в январе?Наша скоро утихнет боль,Но выступит соль на топоре.
1992
ЗАБРОШЕННАЯ ИЗБУШКА
Печален старичок, допив настой на травке,И думает коту, лежащему на лавке:Ты знаешь, деточка, зверек пушистый,Что вечер настает февральский, скорый, мглистый?Что все давно недвижны, кто помнили о нас,Забудем же и мы их в ночной и снежный час. —Последняя чекушка допита, и теперьЗаклеена морозом, насмерть зальдела дверь,И в окна льется синева, вразмешку с пеной.Мы будем так лежать — и разомкнутся стены,Покуда потолок не отворит нам путь,По льдистой колее куда-нибудь,Промерзлый домовой нас поцелует в лоб.И сыплет снег не в гроб и не в сугроб.