Собрание

— Как эта музыка скучна. Нет, это слишком!

Который час? — Сосед достал часы,
И щелкнула серебряная крышка.
Три человечка там — размером стрекозы —

Служили стрелками, насажены ногами на шпенек,
По швам их руки, к цифрам — их власы,
И мучал среднего — что? — внутренний щелчок.

Другой почти висел, а тот летал рулеткой,
Один так плавно, а другие — дерг,
И самый маленький летал, как белка,

Час отбивала смерть ребром косы.
Три времени, душа, в тебе — три мерки.
Хихикнул он и проглотил часы.

9

О скинуть бы все одежды,
И кожу и кости тоже,
И ту, что в зеркало вечно
Глядит — надоевшую рожу.
С ветром в пустыне носиться,
В облаке лунном сиять,
Тьмой над водою разлиться
И в зеркалах не дрожать.
Я пролечу через птицу
Теплым живым пробелом,
Мимо — живой пустотой,
Вспомни — другое есть тело,
(В звезды одеты нагие),
Мозг есть другой, голубой,
Вспомни — есть жилы другие,
Мед в них течет золотой.

10

Путь желаний — позвоночник
Начинается от звезд,
Долгой темной тела ночью
Он ведет нас прямо в хвост.
Образует он пространство
Для златых круженья вод,
И без этой гибкой палки
Череп был бы, где живот.
Мост он, шпалы, он дрожит,
Лестница, опора зданья,
Трепет по нему бежит,
В нем кочует тайнознанье.

11

Колкий лед звезд,
Гуденье огня мирового,
Построй через холод мост
И стань саламандрой снова.

Боли бомбой человек
До времени себе пасется,
А подожгут фитиль —
Она взорвется
Тоскою черною, черней инферна,
И покатишься головой Олоферна —
В боль.
А казалось, Юдифь, ты меня любила,
Ласкала. Жизнь, ты меня молоком поила,
Целовала, но меч свой точила
И в крови моей прятала, зарывала,
И в складках одежды своей таила,
И вот — взмахнула.
И вспыхнул мой язык, как от бензина,
Спасаясь от тебя — я убегу огнем.
Юдифь, о жизнь, зачем ты гильотина
С машинным и мясницким секачом?

12

Я воин, я солдат. Взрывать, колоть
И убивать себя — моя работа.
Я — камикадзе, втиснутый во плоть,
Она мне вместо самолета.

Внизу сверкал подножною луной,
Омытый ливнями до белизны фарфора
Адамов череп — под землей.
С отпавшей челюстью —
(Трехзубой перевернутой короной),
Уже божественною кровию омытый,
Но не одетый, все еще зарытый.
Среди созвездий я металась долго,
Туда-сюда, без смыслу и без толку,
В одежде грязной,
С кепкой нечесаных волос,
С глазами красными, клыками изо рта,
И задавала встречным надоевший
От века всем больной вопрос.
Но ангел встал, дрожащий, как струна, —
"О счастье ль речь, когда идет война.
Вот латы, вот труба, вот лук,
Лети к дракону вниз, туда — на луг.
И помни же всегда, что воин Бога
Себя жалеть не должен очень много."

13