Соборы пустоты

Оказавшись перед дверью ванной, он вжался в стену, резко толкнул створку левой рукой и, развернувшись, проник внутрь, держа нож наготове. Медленно осмотрел содержимое шкафчиков слева, а затем справа, убедившись, что ванная пуста. Никаких следов. Никого.

Стиснув нож, Ари осторожно двинулся в сторону спальни, последнее убежище, в котором мог скрываться злоумышленник. Дверь оказалась закрыта. Он скользнул вдоль стены, встал перед дверным проемом и с силой ударил ногой по замку. Дверь распахнулась, так что стала видна неубранная комната.

Как будто никого.

Все его чувства обострились. Отработанными движениями, усвоенными пятнадцать лет назад в армии, Ари в два приема проник в комнату, стараясь не подставляться.

Едва Ари добрался до середины комнаты, как за спиной у него раздался страшный грохот и кто-то нанес ему мощный удар по затылку.

Ари качнуло вперед, и, оглушенный, он рухнул у кровати. С яростным рыком он мгновенно развернулся, встряхнул головой, чтобы прийти в себя, и заметил, как человек, только что выбравшийся из стенного шкафа, бросился к коридору. Седой мужчина в перчатках сжимал деревянную трость, которой и треснул аналитика по голове. Сомнений не было: этот же человек, судя по описанию, напал на Кшиштофа. Ари вспомнил слова Залевски: «Ну, этого будет нетрудно опознать. Настоящий герой комиксов!»

Ари вскочил и бросился за беглецом. Но опоздал. Незнакомец добрался до выхода из квартиры, захлопнув за собой дверь.

Ари остановился и заглянул в гостиную. Там он увидел испуганную Мари, скорчившуюся за диваном.

— Ты в порядке? — спросил он встревоженно.

Девушка кивнула.

— Никуда не выходи и закрой за мной.

Не дожидаясь ответа, Ари вышел на лестничную площадку и ринулся вниз, перескакивая через ступеньки. Он услышал, как внизу хлопнула тяжелая входная дверь.

На каждом этаже Маккензи перепрыгивал все больше ступенек, но понимал, что шансов схватить нападавшего очень мало.

Задыхаясь, по-прежнему с ножом в руке, Ари выбежал наружу и огляделся. На улице было людно, ехали машины. Он поднялся на цыпочки, посмотрел через дорогу, направо и налево. Метрах в двадцати от него как раз отъезжал автобус. И сквозь заднее стекло Ари разглядел незнакомца с тростью. Их взгляды встретились. Это длилось не больше секунды. Но, несмотря на расстояние, Ари был уверен: человек с тростью смеялся над ним.

«Я тебя еще достану», — подумал Ари, стараясь подавить разочарование.

Преследовать убийцу бессмысленно. Без машины автобус не догнать, да и оставлять Мари Линч одну в квартире он не собирался. Девушка наверняка в шоке. Ари вернулся в дом и поднялся в квартиру молодой актрисы.

Он постучал в двери. Мари отозвалась не сразу.

— Ари, это ты? — прошептала она сквозь дверь.

— Да, открывай.

Все еще дрожа, она впустила его. В глазах у нее по-прежнему стоял страх.

— Ты его поймал?

— Нет, как видишь… Ладно. Здесь нельзя оставаться, Мари. Если это то, что я думаю, человек, который к тебе забрался, мог оставить яд где угодно. Очень сильный нейролептик, достаточно коснуться его пальцами, чтобы отравиться…

— Ты… ты шутишь?

— Нет, обычно, когда я щучу, людям смешно. Мари, нам надо немедленно ехать в больницу. Нам обоим. Яд, возможно, был на входной двери или на чем угодно, до чего мы могли дотронуться. Поехали.

У Мари задрожали губы.

— На… На одной из диванных подушек не хватает чехла. И на ней крохотное пятнышко крови.

— Ты дотрагивалась?

— Нет.

— Отлично. У тебя на кухне найдутся пластиковые мешки, вроде пакетов для замораживания?

— Да.

— Вот и хорошо. Я отдам это на анализ. Если он есть у нас в базе данных, мы хотя бы будем знать, кто он.

Ари забрал подушку, не касаясь ее голыми руками, и они отправились в больницу.

56

На то, чтобы перевести и понять написанные на пикардийском заметки Виллара из Онкура, у меня ушло несколько недель. Затем я с увлечением стал изучать шесть страниц рукописи, отличавшихся от остальных не только по виду, но и по содержанию.

Полагаю, Виллар написал эти шесть страниц в последнюю очередь и перемешал их с другими записями так, чтобы понять их мог только посвященный. Не буду причислять себя к кругу избранных, но благодаря терпению и любви к письменности мне удалось понять то, что, по всей видимости, для меня не предназначалось.