Соборы пустоты

Полагаю, я могу утверждать, что мое ремесло дает мне немалые преимущества в познании человеческой природы. Ведь я только и делаю, что выслушиваю себе подобных, взираю на них и переношу на пергамент обрывки их жизни, которые они диктуют, слепо доверяясь мне. Писарю не стыдятся поведать о своих страхах, надеждах, желаниях, а порой и о лжи.

Я давно наблюдаю людей и осмелюсь утверждать, что весьма хорошо их знаю. Мне ведомы их недостатки, достоинства, их сильные и слабые стороны. Бесспорно, интересными их делают их различия, но именно то, в чем все они схожи, со временем стало казаться мне особенно привлекательным.

После того что мне пришлось вынести по их вине — всего того зла, которое они причинили нам с Пернеллой своей клеветой, — я мог бы поддаться презрению и взирать на своих современников с осуждением и ненавистью, лелея свои обиды. Однако я люблю их куда больше, чем способен выразить.

Я люблю людей не за то лучшее, что в них есть, а за их пороки. По-другому их любить невозможно. Я люблю в них лжеца и лгунью, люблю труса и эгоиста, того, кто заставляет прочих плясать под свою дудку. Люблю жестокость взрослого, как и жестокость ребенка, отрывающего лапки муравью, люблю циника, безумца, люблю всех, ибо все они в чем-то схожи со мной. Только не лги самому себе, почтенный читатель. В каждом из нас живет и лжец, и трус, и властолюбец, жестокий циник и безумец. Уметь распознавать их в себе и в других воистину спасительно, ибо такая общность слабостей тем и замечательна, что избавляет нас от одиночества.

И пусть рождение и смерть — это два испытания, которые мы не можем разделить ни с кем, пусть наши прибытие и уход из этого мира неизбежно отмечены печатью обособленности, тем больше должно ценить то, что объединяет нас с ближними между этими двумя событиями, пусть это и не самое прекрасное, что есть в человеке.

Я стал писать, чтобы распознавать или выявлять у вас эти слабости, которые, к великому моему облегчению, лишь подтверждают, что я немного похож на вас.

29

Часов в семь, поздоровавшись с посетителями, которых встречал здесь почти каждый вечер, Ари со своими книгами расположился за обычным своим столиком в «Сансер».

Он позвонил Кшиштофу на мобильный:

— По-прежнему ничего?

— Ничего. Никто не входил и не выходил.

Ари попросил друга понаблюдать сколько возможно за предполагаемым жилищем Доктора, чтобы узнать, появится ли он там. Впрочем, что-то подсказывало Маккензи, что Вэлдон давным-давно не бывал на улице Монморанси, а значит, вряд ли зайдет туда именно сегодня. Но, чтобы его где-то найти, с чего-то надо начать.

— О’кей. Спасибо, старина. Держи меня в курсе, если что-то произойдет.

Ари отключился. Ему казалось, что он вернулся на несколько месяцев назад, в то время, когда охранник, как и Ирис, помогал ему в расследовании дела о тетрадях Виллара из Онкура. Их непобедимая троица снова вступила на тропу войны, и, пожалуй, это ему по душе.