Собор Святой Марии

— Полагаю, ты их уже отлучил от Церкви? — Гилльем улыбнулся, подводя монаха к столу. — Разве не так гласит Уложение мира и спокойствия? — Жоан и Мар переглянулись. — Тот, кто нарушает мир безоружных клириков, наверняка будет отлучен от Церкви? Ты ведь ходишь безоружный, Жоан?

У Гилльема не было времени, чтобы понять, насколько натянутые отношения между Мар и монахом, так как в этот момент появилась Аледис. Они наспех познакомились, и Гилльем вновь обратился к Жоану.

— Ты ведь инквизитор, — сказал он ему, — что ты думаешь о положении Арнау?

— Считаю, что Николау хотелось бы осудить его, но у инквизиции нет достаточных обвинений. Полагаю, что все обернется покаянием и серьезным штрафом. Во всяком случае, Эймерик заинтересован в этом. Я знаю Арнау. Он никогда никому не причинил вреда. То, что на него донесла Элионор, не может иметь.

— А если донос Элионор сопровождался доносами священников? — спросил Гилльем и увидел, как Жоан вздрогнул. — Священники могли бы донести на него, используя какие-нибудь пустяки?

— Что ты имеешь в виду?

— Не важно, — сказал Гилльем, вспоминая письмо Юсефа. — Просто ответь мне, что произойдет, если донос подтвердят священники?

Аледис не слышала слов Жоана. Ее мучило другое: должна ли она сообщить о том, что ей известно? Мог ли этот мавр помочь Арнау? Он был богат и, казалось, способен повлиять на ситуацию. Аледис вдруг заметила, что Эулалия и Тереса бросают на нее красноречивые взгляды. Девушки молчали, как она им велела, но в их глазах явно читалось: расскажи! Не было даже необходимости спрашивать у них, обе были согласны. Это означало… Ну и что! Должна же она хоть что-нибудь сделать для Арнау!

— Есть еще много чего, — внезапно заявила Аледис, опровергая предположение Жоана.

Оба мужчины и Мар внимательно посмотрели на нее.

— Я не стану говорить вам, как я это узнала, и не собираюсь повторять еще раз то, что уже рассказала. Хорошо?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Жоан.

— Все достаточно ясно, монах, — отрезала Мар.

Гилльем удивленно посмотрел на Мар. Почему она так обращается с Жоаном? Он повернулся к монаху, но тот поспешно опустил голову.

— Продолжай, Аледис. Мы согласны, — поддержал ее Гилльем.

— Вы помните тех двух сеньоров, которые остановились в трактире?

Гилльем прервал Аледис, когда услышал имя Женйса Пуйга.

— У него есть сестра по имени Маргарида, — сказала Аледис.

Гилльем поднял руки к лицу.

— Они все еще живут здесь? — обеспокоенно спросил он.

Аледис продолжала рассказывать о том, что сумели выведать ее девушки; любезничание Эулалии с Женйсом Пуйгом не прошло даром. После того как он излил на нее свою страсть, подкрепленную вином, кабальеро разразился обвинениями в адрес Арнау, которые он отрепетировал перед своим походом к генеральному инквизитору.

— Они говорят, что Арнау сжег труп своего отца, — неуверенно произнесла Аледис, — я не думаю, что это правда…

Жоан икнул, едва сдержав позыв к рвоте. Все повернулись к нему. Монах, закрыв рот руками, побагровел от напряжения. Перед его глазами внезапно возникла картина: темная площадь, тело повешенного Берната на повозке, языки пламени, охватившие его ноги.

— Что ты теперь скажешь, Жоан? — услышал он вопрос Гилльема.

— Его казнят, — только и смог выговорить монах, прежде чем успел выбежать из трактира.

Слова Жоана повисли в наступившей тишине. Все трое старались не смотреть друг на друга.

— Что происходит между Жоаном и тобой? — тихо спросил Гилльем у печальной Мар. Прошло уже достаточно времени, а монах так и не вернулся.

«Я был всего лишь рабом», — вспомнила она слова мавра. Что мог сделать простой раб? Слова Гилльема до сих пор звучали в ее ушах. Но если она расскажет ему о Жоане… Нет! Не сейчас! Им нужно быть заодно, чтобы помочь Арнау. Нужно, чтобы все боролись за него… включая Жоана.

— Ничего! — ответила она Гилльему, избегая смотреть ему в глаза. — Ты же знаешь, что мы никогда не были в хороших отношениях.

— Ты мне когда-нибудь расскажешь об этом? — настойчиво спросил Гилльем.

Мар еще ниже опустила голову.

54

Трибунал уже был готов: четверо монахов-доминиканцев и нотариус сидели за столом, солдаты заняли место у дверей, а Арнау, такой же грязный, как и днем раньше, стоял в центре, охраняемый ими всеми.

Вскоре вошли Николау Эймерик и Беренгер д’Эрилль, надменные, в своих роскошных одеждах. Солдаты отдали им честь, а остальные члены трибунала почтительно встали, ожидая, пока усядутся эти двое.

— Заседание начинается, — объявил Николау. — Напоминаю тебе, — добавил он, обращаясь к Арнау, — что ты остаешься под присягой.

«Этот человек, — заметил он епископу, когда они шли через зал, — расскажет под присягой больше, чем под пытками».

— Прочитай последние слова обвиняемого, — велел Николау нотариусу.