Собор Святой Марии

К чему этот вопрос? У него всегда было хорошее отношение к Церкви.

— Помимо кого-нибудь из присутствующих…

— Члены этого трибунала беспристрастны, — перебил его Эймерик.

— Полагаюсь на это. — Арнау встретился взглядом с инквизитором.

— Еще кто-нибудь?

— Как вы знаете, долгое время я являюсь менялой. Возможно…

— Речь не о том, — снова перебил его Эймерик, — и не нужно размышлять сейчас, кто мог бы стать твоим врагом и по каким причинам. Если они есть у тебя, ты должен назвать их имена; в противном случае отрицать это. Есть или нет? — рявкнул Эймерик.

— Я не думаю, что есть.

— А потом? — спросила Аледис.

— Потом начнется настоящий инквизиторский процесс. — Жоан мысленно перенесся на площади селений, в дома представителей местной власти, вспомнил бессонные ночи… но сильный удар по столу вернул его к действительности.

— Что это значит, монах? — крикнула Мар.

Жоан вздохнул и посмотрел ей в глаза.

— Инквизиция значит розыск. Инквизитор должен отыскать ересь, грех. Даже когда есть доносы, процесс не основывается на них и не ограничивается ими. Если обвиняемый не сознается, следует искать правду, которую он утаил.

— Каким образом? — спросила Мар.

Жоан зажмурился, прежде чем ответить.

— Если ты имеешь в виду пытку, то да, это одна из процедур.

— Что с ним будут делать?

— Возможно, до пытки не дойдет.

— Что с ним будут делать? — настойчиво повторила Мар.

— Зачем тебе это знать? — спросила Аледис, беря ее за руку. — Ты будешь мучиться, и только.

— Закон запрещает, чтобы пытка была причиной смерти или ампутации какой-нибудь части тела, — разъяснил Жоан. — И мучить можно только один раз.

Жоан видел, как обе женщины со слезами на глазах пытались успокоиться. Однако он помнил, как Эймерик пошутил над этим положением закона. «Non ad modum iterationis sed continuationis», — часто говорил он со странным блеском в глазах. «Не как повторение, а как продолжение», — переводил Николау для новичков, которые еще не владели латынью.

— Что произойдет, если его будут пытать, а он все же не сознается? — спросила Мар, всхлипывая.

— Его поведение примут во внимание при вынесении приговора, — без обиняков ответил Жоан.

— А приговор вынесет Эймерик? — спросила Аледис.

— Да, за исключением осуждения на пожизненный карцер или казнь на костре — в этом случае необходимо одобрение епископа. Однако, — продолжил монах, предвосхищая следующий вопрос женщин, — бывают случаи, когда после того, как трибунал сочтет, что дело завершено, он советуется с boni viri: от тридцати до восьмидесяти человек мирян должны высказать свое мнение по поводу виновности обвиняемого и наказания, которое он заслуживает. Тогда процесс затягивается на месяцы.

— И все это время Арнау будет сидеть в подземелье! — вскрикнула Аледис.

Жоан утвердительно кивнул головой, и все трое замолчали. Женщины погрузились в свои невеселые мысли, а Жоан вспомнил другое высказывание Эймерика: «Карцер должен быть мрачным подземельем, в которое не может проникнуть свет, особенно солнечный или лунный. Он должен быть суровым и тяжким, таким, чтобы укорачивал как можно сильнее жизнь преступника, вплоть до самой смерти».

Арнау стоял в центре зала, грязный и оборванный. Инквизитор и епископ склонили друг к другу головы и начали шептаться. Нотариус воспользовался этой паузой, чтобы привести в порядок свои бумаги, а четверо монахов-доминиканцев вперили взгляд в Арнау.

— Как будешь вести допрос? — спросил инквизитора Беренгер д’Эрилль.

— Начнем как всегда и, по мере того как будем получать результат, сообщим ему обвинения.

— Ты будешь говорить?

— Да. Я думаю, что для этого человека эффективнее будет диалектическое давление, а не физическое, хотя если другого средства нет…

Арнау попытался выдержать взгляд черных монахов. Один, второй, третий, четвертый… Он переступил с ноги на ногу и стал снова смотреть на инквизитора и епископа. Они продолжали перешептываться. Доминиканцы, как и прежде, не сводили с него глаз. В зале царила полная тишина, за исключением неразборчивого шепота двух иерархов.

— Он начинает нервничать, — сказал епископ, бросив взгляд на Арнау, и снова повернулся к инквизитору.

— Этот человек привык командовать и требовать, чтобы ему подчинялись, — ответил Эймерик. — Он должен осознать, каково его истинное положение, принять трибунал, его власть и подчиниться ему. Только тогда его можно будет допрашивать. Унижение — вот первый шаг.