Собор Святой Марии

В тот день Элионор решила проверить результаты своего вызова. Пойдет ли девушка жаловаться к Арнау или сохранит их противостояние в тайне? Мар тоже думала об этом: должна ли она рассказать о происшедшем Арнау и чего она сможет добиться? Если Арнау станет на ее сторону, он поссорится с Элионор, которая на самом деле была хозяйкой дома. А если не станет на ее сторону? Внутри нее что-то сжалось. Как-то Арнау сказал, что не должен обижать короля. А вдруг Элионор из-за нее пожалуется королю на Арнау? Что тогда будет?

В конце дня, убедившись, что отношение к ней Арнау не изменилось и он, как всегда, почти не обращает на нее внимания, баронесса презрительно улыбнулась и посмотрела на Мар. Со временем сама Элионор стала относиться к девушке с еще большей строгостью. Она запретила ей ходить с рабами за покупками и появляться в кухне, выставляла слуг у дверей в зал, когда она находилась там. «Сеньора баронесса не желает, чтобы ее беспокоили», — говорили рабы, когда Мар хотела войти туда. День за днем Элионор придумывала что-нибудь новое, чтобы досадить девушке.

Король! Они не должны были обидеть короля. Эти слова Мар повторяла раз за разом. Элионор по-прежнему оставалась его воспитанницей и могла обратиться к монарху в любой момент. «Я не могу стать причиной жалоб баронессы», — думала девушка.

Как же она заблуждалась! Элионор не удовлетворяли домашние ссоры, потому что ее маленькие победы превращались в ничто, как только Арнау возвращался домой и Мар бросалась к нему в объятия. Они смеялись, болтали… и подолгу общались, оставаясь вдвоем. Арнау, сидя на стуле, рассказывал ей о событиях дня, спорах на бирже, обмене, кораблях, а Мар, примостившись у ног своего приемного отца, с удовольствием слушала его. Похоже, эта девчонка забывается, с раздражением думала Элионор, решив, что Мар занимает место, принадлежащее законной супруге. После ужина Арнау и Мар, которая обычно держала его под руку, часто стояли у окна и смотрели на звездную ночь. Элионор от злости сжимала кулаки, так что ногти впивались ей в ладони. Тогда боль заставляла ее очнуться, и она быстро вставала, чтобы уйти в свои комнаты.

Оставаясь в тишине роскошной спальни, баронесса думала о своем одиночестве. Со дня заключения брака Арнау так и не прикоснулся к ней. Элионор ласкала свое тело, груди — они еще были упругими! — бедра, промежность и, начиная подходить к пику наслаждения, всегда вспоминала о своем реальном положении: этой девушке… этой Мар удалось занять ее место!

—Что будет, когда умрет мой муж? — спросила она прямо, без обиняков, сидя перед столом, заваленным всякими бумагами. В кабинете, забитом книгами и связками документов, было полно пыли, и баронесса закашлялась.

Режинальд д’Ареа спокойно смотрел на посетительницу. Он был лучшим адвокатом в городе, специалистом-толкователем уложений Каталонии. По крайней мере, ей так сказали.

— Как я понял, у вас с мужем нет детей, не правда ли? — Увидев, что Элионор нахмурила брови, он осторожно добавил: — Я должен знать это. — Грузный, с виду добряк, с седой шевелюрой и бородой, этот человек вызывал доверие.

— Нет. У меня их нет.

— И вы, если я не ошибаюсь, хотели бы получить консультацию по поводу наследования имущества? — вежливо поинтересовался адвокат.

Элионор заерзала на стуле.

— Да, — ответила она, помедлив.

— Ваше приданое будет вашим. Что касается имущества, принадлежащего вашему мужу, он может распорядиться им в завещании, как пожелает.

— Мне ничего не достанется?

— Вы получите право пользования его имуществом в течение одного года, года траура.

— И только?!

Резкий возглас заставил Режинальда д’Ареа вздрогнуть. Что себе позволяет эта женщина?

— Этим вы обязаны своему опекуну, королю Педро, — сухо ответил толстяк.

— Что вы имеете в виду?

— До того как ваш опекун воссел на королевском троне, в Каталонии действовал закон Хайме I, по которому вдова, если она не приложила руку к смерти мужа, имела право пользования имуществом супруга до конца своей жизни. Но купцы Барселоны и Перпиньяна, очень ревностно относящиеся к своему наследству, даже когда речь идет об их женах, добились королевской привилегии, благодаря которой жена умершего получала право пользования имуществом только на год траура, а не в пожизненное пользование. Ваш опекун возвел эту привилегию в ранг всеобщего закона во всем графстве…

Элионор не дослушала адвоката и встала, прежде чем он закончил свое объяснение. Она снова закашлялась и пробежалась взглядом по кабинету. И зачем, спрашивается, нужно столько книг? Режинальд тоже поднялся.

— Если вам угодно что-то еще…

Элионор, уже отвернувшись от него, ограничилась тем, что в знак прощания махнула рукой.