Прислушиваясь к перешептыванию людей, стоящих поодаль, секретарь снова посмотрел на Элионор. То же сделал и Арнау, но королевская воспитанница не подала никакого знака: ее будто парализовало. Изумление, которое баронесса испытала поначалу, превратилось в гнев. Бледное лицо пошло пятнами; она дрожала от негодования, а ее руки, вцепившиеся в подлокотники кресла, казалось, вот-вот разломают их.
— По-моему, ты сказала мне, что он умер, Франсеска? — спросила Аледис, младшая из двух проституток.
— Он — мой сын, Аледис.
— Арнау — твой сын?
Кивая головой в подтверждение своих слов, Франсеска жестом показала, чтобы та говорила тише. Ни за что в жизни она бы не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что Арнау Эстаньол был сыном публичной женщины. К счастью, люди, окружавшие их, были поглощены стычкой между знатью.
Видя пассивность остальных присутствующих, Жоан решил вмешаться, и спор, похоже, начал обостряться.
— Может быть, в ваших словах есть истина, — с важностью произнес монах, стоя за спиной опозоренной баронессы. — Вы имеете право отказаться от чествования, но это не освобождает вас от обязанности служить вашим сеньорам и… Таков закон! Вы готовы это делать?
Пока
— Что это значит? — тихо спросил он.
— Это значит, что они спасают свою честь. Они не являют почестей…
— …человеку ниже их по происхождению, — закончил за него Арнау. — Ты же знаешь, меня никогда это не интересовало.
— Они не являют тебе почестей и не подчиняются тебе как вассалы, но закон обязывает их продолжать служить тебе. Они обязаны признать земли и привилегии, полученные ими от тебя.
— Что-то вроде
— Что-то вроде…
Арнау не обратил ни малейшего внимания на выпад
— Значит ли это, — спросил Арнау, — что, хотя вассалы не признают меня бароном, я могу приказывать, а они должны подчиняться мне?
— Да, конечно. Просто они спасают свою честь.
— Ладно, — сказал Арнау и, решительно поднявшись, подозвал к себе секретаря. — Ты видишь пространство, оставленное между сеньорами и простолюдинами? — спросил он, когда тот подошел к нему. — Я хочу, чтобы ты стал там и повторял как можно громче, слово в слово то, что я буду говорить. Я хочу, чтобы меня услышали все.
Пока секретарь шел к месту, оставленному за знатью, Арнау, не скрывая иронии, посмотрел на
— Я, Арнау, барон де Граноллерс, Сант-Висенс дельс Орте и Кальдес де Монтбуй!..
Арнау подождал, пока секретарь громко повторит его слова:
— Я, Арнау, — повторил секретарь, — барон де Граноллерс, Сант-Висенс дельс Орте и Кальдес де Монтбуй…
— …объявляю не действующими на моих землях все те обычаи, известные нам как дурные обычаи…
— Ты не можешь этого сделать! — крикнул один из представителей знати, перебивая секретаря.
Чтобы опередить возможные возражения, Арнау посмотрел на Жоана, ища подтверждения своих полномочий.
— Я могу это делать, — твердо заявил Арнау, увидев, что Жоан кивнул головой.
— Мы пойдем к королю! — крикнул еще один.
Арнау пожал плечами. Жоан подошел к нему.
— Ты подумал, что будет с этими бедными людьми, если ты дашь им надежду, а потом король не признает твоих решений?
— Жоан, — ответил Арнау с такой уверенностью в себе, какой раньше у него не было, — возможно, я ничего не понимаю в почестях, в знатности и рыцарстве, но я точно знаю, что записано в моих книгах относительно займов его величеству. Особенно это касается кредитов в связи с кампанией на Мальорке. Несомненно, — добавил он, улыбаясь, — они разительно выросли после моего брака с его воспитанницей. Это я знаю, — повторил он, — а потому уверяю тебя, что король не станет препятствовать моим решениям.
Арнау посмотрел на секретаря и заставил его продолжать.
— …Объявляю не действующими на моих землях все те обычаи, известные нам как дурные обычаи! — крикнул секретарь. — Объявляю утратившим силу право интестии, по которому сеньор может получить в наследство часть имущества своего вассала, если он умер, не оставив завещания. — Арнау говорил четко и медленно, чтобы секретарь не допускал неточностей, повторяя за ним. Люди слушали настороженно и в то же время с надеждой в глазах. — Объявляю недействующими право кугусии, по которому сеньор может получить часть или все имущество крестьянина, жена которого совершила прелюбодеяние, а также право экзоркии, по которому разрешается забирать часть имущества у женатых крестьян, если они умирают, не оставив потомства, и