Собор (сборник)

— Ты заметил, какой у него взгляд? Судя по фамилии, он родился где-то в Восточной Европе. В том культурном кругу это ненормально. Там или смотрят в глаза, или вообще отводят взгляд, иначе человека начинают принимать по меньшей мере за невежу, если не за сознательного наглеца.

— А он?

— А он — как художник. Сразу все тело — без деления на части. Нет чтобы видеть лицо. Он смотрит. Смотрит. Ты и вправду не заметил?

Потом оказалось, что доктор Флавио видел Мухобоя, отправлявшего моррисоновской ночью за своим бунгало какой-то ритуал.

— Что именно? Конкретно?

Флавио почесал пупок.

— Конкретно? Не знаю. Я не присматривался.

— Так почему ж сразу вот так — «ритуал»?

Флавио слегка обиделся. Поудобнее устроился в шезлонге.

— Понимаешь, стоит типус на газоне в чем мать родила, проделывает какие-то таинственные tai chi, бормочет себе что-то под нос на незнакомом языке и плюется, что твоя лама; все это с каменной физиономией и такими напряженными мышцами, будто пытается расталкивать руками воздух по сторонам.

— И что?

— Что «и что»? Ждать, пока он меня заметит? Какой-то чокнутый шизик, вот что!

Ван дер Крёге ничего не понимал. Еще раз просмотрел информацию, присланную Клаймором, но не нашел ничего интересного. Он вспомнил о второй встрече с Мухобоем на следующий день после прибытия на спутник. Он ожидал услышать хотя бы схематический план действий, предварительную оценку — а между тем Мухобой отметил только, что у него слишком мало данных, нет еще сложившегося мнения и ему сначала надо войти в «более близкий контакт». Близкий контакт! Господи Иисусе! Не иначе как на том свете, где же еще-то? Мухобой даже не пытался вселять в Петера надежду.

«Справитесь?» — спросил его тогда ван дер Крёге.

«Посмотрим», — ответил Мухобой.

Одет он был во что-то вроде японского кимоно, на спине по голубому фону извивался черно-красный дракон. Одежда была, разумеется, сшита по размеру.

«Как вам нравится наша маленькая луна?» — спросил его под конец Петер, пытаясь выжать из Мухобоя хотя бы видимость вежливости.

«Доводилось видеть менее жестокие», — ответил Мухобой и вышел.

Долго потом раздумывал ван дер Крёге о значении этого ответа и в конце концов пришел к выводу, что произошло какое-то недоразумение — вероятно, кто-то из них ослышался.

Розанна только что вернулась с наблюдений за дикими деревьями познания; он нашел ее в саду.

— Через три часа у нас плановая переброска, — сказал он, присев на ступеньках задней веранды. — Я смотаюсь на недельку на Землю. Ясь без меня управится, а мне надо прижать Клаймора.

— Этот Мух доконал тебя вконец?

— Чертовщина какая-то, я не знаю, как это выглядит с юридической стороны. Не пойму, что он такое, этот Мрозович. Похоже, он и вправду псих. — Петер обмахнулся шляпой. — А что, если нашему Уинстончику привиделась какая-то новая авантюра?

— Глупо все это.

Петер пожал плечами:

— Многомиллиардная корпорация, дорогая. Мы, пигмеи, можем самое большее гадать по костям выплюнутых ею жертв. Привезти тебе что-нибудь?

— Твое заявление об отставке, подписанное Клаймором, — проворчала она, вводя в подопытное дерево познания, помеченное номером шестнадцать, какой-то наркотик.

— Двадцать восемь не приведи господь если свалится иди-иди-иди, — пропищало дерево голосом Розанны.

— Иду, иду уж, — вздохнул Петер, вставая.

Ближайшее свободное время выпало Клаймору лишь спустя два дня. Он пригласил ван дер Крёге на обед в нью-йоркский ресторан «Четыре сезона».

— Я прослушал твой рапорт, — сказал он, обмахиваясь меню. — Смутный.

— «Смутный» — это еще слабо сказано, — проворчал Петер. — С чего тебе взбрело в голову присылать мне этого Мухобоя? С первого взгляда видно — законченный психопат.

— Думаешь, не знаю?

— Тогда в чем же дело?

Клаймор отпустил официанта и быстро провел рукой под крышкой стола, выключая прослушивающую аппаратуру.

— В чем? Я делаю что могу, а не что хочу. Мне ведь пришлось уламывать его лично. Я что, по-твоему, мазохист? Мне за это платят, и притом немало, но, уверяю тебя, разница в размере наших окладов значительно меньше, чем в грузе лежащей на нас ответственности.