Что же касается современных памятников нового Парижа, то мы охотно избавим себя от труда говорить о них подробно. Мы лишь упомянем о них по заслугам. Например, церковь Святой Женевьевы, сооруженная архитектором Суфло, бесспорно, является одним из самых красивых савойских пирогов, когда-либо выделанных из камня. Дворец Почетного легиона также представляет собой весьма замечательный кусок кондитерского пирога. Купол Хлебного рынка очень напоминает фуражку английского жокея, вздернутую на длинную лестницу. Башни церкви Святого Сульпиция сильно напоминают пару больших кларнетов, и это, право, неплохо; телеграф, торчащий на их кровле, вполне гармонирует с целым. Церковь Сен-Рош щеголяет папертью, с которою по великолепию может равняться разве только паперть церкви Святого Фомы Аквинского. В ней есть круглое и горбатое возвышение, изображающее Голгофу; кроме того, имеется солнце из позолоченного дерева. Оба эти изделия – штука замечательная. Фонарь лабиринта ботанического сада тоже довольно замысловат. Что же касается здания Биржи, греческого стиля по его колоннаде, римского – по дугообразным сводам окон и дверей и эпохи Возрождения – по большим низким перекладинам, – то это, несомненно, памятник вполне корректный и безупречный; уже одно то, что он увенчан аттическою вышкою, какой не было и в Афинах, изумительно прямолинейною и местами чрезвычайно изящно пересеченною печными трубами, вполне доказывает это. По правилам, архитектура здания должна вполне соответствовать его назначению, так, чтобы при первом же взгляде было понятно, к чему оно предназначено. Взглянув же на здание Биржи, вы можете его принять за что угодно: за королевский дворец, за академию, за склад товаров, за здание суда, за музей, казармы, гробницу, храм или театр. Но пока – это Биржа. Между прочим, каждое строение должно быть приспособлено и к местному климату. То здание, о котором идет речь, очевидно, тоже построено сообразно с нашим климатом. Кровля у него сделана плоская, какие бывают на Востоке; поэтому зимою, когда идет снег, ее метут, из чего должно заключить, что кровли для того и устраиваются, чтобы их подметали. Что же касается назначения, о котором мы выше говорили, то это здание так хорошо удовлетворяет этому требованию, что, будучи во Франции биржей, оно в Греции с тем же удобством могло бы служить храмом. Правда, архитектор сильно старался замаскировать циферблат часов, который нарушил бы чистоту прекрасных линий фасада, и позаботился окружить все здание колоннадою, в которой, в особо торжественные дни, свободно может развернуться величественная процессия биржевых маклеров и купеческих приказчиков.
Да, все это, без сомнения, превосходные произведения зодчества. А если к ним прибавить удивительно красивые, разнообразные и веселые улицы, вроде улицы Риволи, то смело можно надеяться, что когда-нибудь Париж с высоты птичьего полета представит глазу то богатство линий, изобилие деталей, приятное разнообразие видов, ту величавость в простоте и оригинальность в красоте, которые отличают шахматную доску.
Между тем, каким бы прекрасным ни казался вам современный Париж, восстановите мысленно Париж пятнадцатого столетия; вообразите этот лес башен, колоколен и стрел; разбросайте их по городу, оторвите от оконечностей островов, обвейте вокруг арок мостов Сену с ее зелеными и желтыми заливчиками гниющей воды, переливающимися ярче, чем кожа змеи; нарисуйте на голубом фоне неба готический профиль старого Парижа; заставьте выступить его контуры сквозь пелену зимнего тумана, цепляющегося за его многочисленные трубы; окуните его в ночной мрак, полюбуйтесь на эту причудливую игру света и тени в лабиринте его зданий. Бросьте на него полосу лунного света и посмотрите, как она выделит в тумане большие головы башен; или же возьмите этот черный силуэт, оживите игрою тени множества острых углов, шпилей и зданий и заставьте его сразу выступить еще более кружевным, чем внутренняя челюсть акулы, на медном небе заката, а затем сравнивайте.