Впереди, склонившись ниже всех над яслями, стояли четыре женщины. Судя по их серым платьям монашеского покроя, они принадлежали к одной из благочестивых общин. Я не вижу причин, почему бы истории не увековечить для потомства имена этих четырех скромных и почтенных особ. Это были Агнеса ла Герм, Жеанна де ла Тарм, Генриетта ла Готьер и Гошера ла Виолет. Все четыре были вдовы, все четыре добрые души из братства Этьен-Одри, вышедшие из дому с дозволения своей настоятельницы, чтобы послушать проповедь согласно уставу Пьера д'Эльи.
Впрочем, если в эту минуту славные сестры странноприимного братства и соблюдали устав Пьера д'Эльи, то они, несомненно, с легким сердцем нарушали устав Мишеля де Браш и кардинала Пизанского, бесчеловечно предписывающий им молчание.
Что это такое, сестрица? спросила Агнеса у Гошеры, рассматривая крошечное существо, которое пищало и ежилось в яслях, испугавшись множества устремленных на него глаз.
Что только с нами станется, если начали производить на свет таких детей! воскликнула Жеанна.
Я мало что смыслю в младенцах, заметила Агнеса, но уверена, что на этого и глядеть-то грешно.
Это вовсе не младенец, Агнеса.
Это полуобезьяна, сказала Гошера.
Это знамение, вставила Генриетта ла Готьер.
В таком случае, сказала Агнеса, это уже третье начиная с воскресенья Крестопоклонной недели Ведь не прошло и недели, как случилось чудо с тем нечестивцем, которого божественною своею силою покарала богоматерь Обервилье за его насмешки над пилигримами, а то было второе чудо за последний месяц.
Этот так называемый подкидыш просто гнусное чудовище, сказала Жеанна.
И так вопит, что оглушит певчего, продолжала Гошера. Да замолчишь ли ты наконец, ревун?
И подумать только, что архиепископ Реймский посылает такого урода архиепископу Парижскому, воскликнула ла Готьер, набожно сложив руки.
По-моему, сказала Агнеса ла Герм, это животное, звереныш, словом, что-то нечестивое; его следует бросить либо в воду, либо в огонь.
Надеюсь, никто не станет на него притязать, сказала ла Готьер.
Боже мой! сокрушалась Агнеса. Как мне жаль бедных кормилиц приюта для подкидышей, там на берегу, в конце улички, рядом с покоями епископа! Каково-то им будет, когда придется кормить это маленькое чудовище! Я бы предпочла дать грудь вампиру.
Как она наивна, эта бедняжка ла Герм! возразила Жеанна. Да неужели вы не видите, сестра, что этому маленькому чудовищу по крайней мере четыре года и что ваша грудь покажется ему менее лакомой, чем кусок жаркого?
Действительно, это «маленькое чудовище» (назвать его как-нибудь иначе мы тоже не решаемся) не было новорожденным младенцем. Это был какой-то угловатый, подвижный комочек, втиснутый в холщовый мешок, помеченный инициалами Гильома Шартье, бывшего в то время парижским епископом. Из мешка торчала голова. Голова эта была безобразна. Особенно обращали на себя внимание копна рыжих волос, один глаз, рот и зубы. Из глаза текли слезы, рот орал, зубы, казалось, вот-вот в кого-нибудь вонзятся, а все тело извивалось в мешке к великому удивлению толпы, которая все росла и росла.
Госпожа Алоиза Гонделорье, богатая и знатная женщина, державшая за руку хорошенькую девочку лет шести и волочившая за собой длинный вуаль, прикрепленный к золотому рогу высокого головного убора, проходя мимо яслей, остановилась посмотреть на несчастное создание, а ее очаровательное дитя, Флерде-Лис де Гонделорье, разодетая в шелк и бархат, водя хорошеньким пальчиком по прибитой к яслям доске, с трудом разбирала на ней надпись: «Подкидыши».
Я думала, сюда кладут только детей! проговорила дама и, с отвращением отвернувшись, направилась к двери, бросив в чашу для пожертвований звякнувший среди медных монет серебряный флорин, что вызвало изумление у бедных сестер общины ЭтьенОдри.
Минуту спустя показался важный, ученый Робер Мистриколь, королевский протонотариус, державший в одной руке громадный требник, а другою поддерживавший свою супругу (урожденную Гильометту ла Мерее), он шел между двумя своими руководителями: духовным и светским.
Подкидыш! сказал он, взглянув на ясли. Найденный, вероятно, на берегу Флегетона!
У него только один глаз, а другой закрыт бородавкой, заметила Гильометта.
Это не бородавка, возразил Робер Мистриколь, а яйцо, которое заключает в себе подобного же демона, в котором, в свою очередь, заложено другое маленькое яйцо, содержащее в себе еще одного дьявола, и так далее.
Откуда вам это известно? спросила Гильометта ла Мерее.
Я это знаю достоверно, ответил протонотариус.
Господин протонотариус! обратилась к нему Гошера. Как вы думаете, что предвещает этот мнимый подкидыш?
Величайшие бедствия, ответил Мистриколь.
О боже! Уж и без того в прошлом году свирепствовала чума, а теперь люди говорят, будто в Арфле собирается высадиться английское войско! воскликнула какая-то старуха в толпе.
Это может помешать королеве в сентябре приехать в Париж, -подхватила другая, а торговля и так идет из рук вон плохо!