Собор Парижской Богоматери

­ Он говорит языком этой особы! ­ заметила вполголоса Флер-де-Лис, досада которой росла с каждой минутой. Эта досада отнюдь не уменьшилась, когда она заметила, что капитан, в восторге от цыганки, а еще больше от самого себя, повернулся на каблуках и с грубой простодушной солдатской любезностью повторил:

­ Клянусь душой, прехорошенькая девчонка!

­ Но в довольно диком наряде, ­ обнажая в улыбке свои прелестные зубы, сказала Диана де Кристейль.

Это замечание было лучом света для остальных. Оно обнаружило слабое место цыганки. Бессильные уязвить ее красоту, они набросились на ее одежду.

­ Что это тебе вздумалось, моя милая, ­ сказала Амлотта де Монмишель, ­ шататься по улицам без шемизетки и косынки?

­ А юбчонка такая короткая ­ просто ужас! ­ добавила Гайльфонтен.

­ За ваш золоченый пояс, милочка, ­ довольно кисло проговорила Флер-де-Лис, ­ вас может забрать городская стража.

­ Малютка, малютка, ­ присовокупила с жестокой усмешкой Кристейль, если бы ты пристойным образом прикрыла плечи рукавами, они не загорели бы так на солнце.

Красавицы-девушки, с их ядовитыми и злыми язычками, извивающиеся, скользящие, суетящиеся вокруг уличной плясуньи, представляли собою зрелище, достойное более тонкого зрителя, чем Феб. Эти грациозные создания были бесчеловечны. Со злорадством они разбирали ее убогий и причудливый наряд из блесток и мишуры. Смешкам, издевкам, унижениям не было конца. Язвительные насмешки, выражения высокомерного доброжелательства и злобные взгляды… Этих девушек можно было принять за римских патрицианок, для забавы втыкающих в грудь красивой невольницы золотые булавки. Они напоминали изящных борзых на охоте; раздув ноздри, сверкая глазами, кружатся они вокруг бедной лесной лани, разорвать которую им запрещает строгий взгляд господина.

Да и что собой представляла жалкая уличная плясунья рядом с этими знатными девушками? Они не считались с ее присутствием и вслух говорили о ней, как о чем-то неопрятном, ничтожном, хотя и довольно красивом.

Цыганка не была не чувствительна к этим булавочным уколам. По временам румянец стыда окрашивал ее щеки и молния гнева вспыхивала в очах; слово презрения, казалось, готово было сорваться с ее уст, и на лице ее появлялась пренебрежительная гримаска, уже знакомая читателю. Но она молчала. Она стояла неподвижно и смотрела на Феба покорным, печальным взглядом. В этом взгляде таились счастье и нежность. Можно было подумать, что она сдерживала себя, боясь быть изгнанной отсюда.

А Феб посмеивался и вступался за цыганку, побуждаемый жалостью и нахальством.

­ Не обращайте на них внимания, малютка! ­ повторял он, позвякивая своими золотыми шпорами. ­ Ваш наряд, конечно, немного странен и дик, но для такой хорошенькой девушки это ничего не значит!

­ Боже! ­ воскликнула белокурая Гайльфонтен, с горькой улыбкой выпрямляя свою лебединую шею. ­ Я вижу, что королевские стрелки довольно легко воспламеняются от прекрасных цыганских глаз!

­ А почему бы и нет? ­ проговорил Феб.

При этом столь небрежном ответе, брошенном наудачу, как бросают подвернувшийся камешек, даже не глядя, куда он упадет, Коломба расхохоталась, за ней Диана, Амлотта и Флер-де-Лис, но у последней при этом выступили слезы.

Цыганка, опустившая глаза при словах Коломбы де Гайльфонтен, вновь устремила на Феба взор, сиявший гордостью и счастьем. В это мгновение она была поистине прекрасна.

Почтенная дама, наблюдавшая эту сцену, чувствовала себя оскорбленной и ничего не понимала.

­ Пресвятая дева! ­ воскликнула она. ­ Что это путается у меня под ногами? Ах, мерзкое животное!

То была козочка, прибежавшая сюда в поисках своей хозяйки; бросившись к ней, она по дороге запуталась рожками в том ворохе материи, в который сбивались одежды благородной дамы, когда она садилась.

Это отвлекло внимание присутствующих. Цыганка молча высвободила козу.

­ А! Вот и маленькая козочка с золотыми копытцами! ­ прыгая от восторга, воскликнула Беранжера.

Цыганка опустилась на колени и прижалась щекой к ласкавшейся к ней козочке. Она словно просила прощения за то, что покинула ее.

В это время Диана нагнулась к уху Коломбы:

­ Боже мой, как же я не подумала об этом раньше? Ведь это цыганка с козой. Говорят, она колдунья, а ее коза умеет разделывать всевозможные чудеса!

­ Пусть коза и нас позабавит каким-нибудь чудом, ­ сказала Коломба.

Диана и Коломба с живостью обратились к цыганке:

­ Малютка! Заставь свою козу сотворить какоенибудь чудо.

­ Я не понимаю вас, ­ ответила плясунья.

­ Ну, какое-нибудь волшебство, колдовство, одним словом ­ чудо!

­ Не понимаю.

И она опять принялась ласкать хорошенькое животное, повторяя: «Джали! Джали!»

В это мгновенье Флер-де-Лис заметила расшитый кожаный мешочек, висевший на шее козочки.

­ Что это такое? ­ спросила она у цыганки.

Цыганка подняла на нее свои большие глаза и серьезно ответила:

­ Это моя тайна.

«Хотела бы я знать, что у тебя за тайна», ­ подумала Флер-де-Лис.

Между тем почтенная дама, встав с недовольным видом со своего места, сказала:

­ Ну, цыганка, если ни ты, ни твоя коза не можете ничего проплясать, то что же вам здесь нужно?