Так они создают поистине арсенал причин, всегда им доступных, никогда не оставляя безоружным разум, ищущий объяснений. Кто-то кажется вдохновленным? Красноречиво говорит? Как будто превознесся над собой и обычными людьми? Это потому, что в нем – благой, животворящий дух. Кто-то охвачен приступом болезни или безумием? Это злой дух, вселившись, терзает его. И нет болезни, которую нельзя было бы приписать такому влиянию. При таких объяснениях власть духов возрастает от всего, что им приписывают, и возрастает настолько, что в итоге человек обнаруживает себя пленником воображаемого мира, хотя именно он сам – творец и модель этого мира. Человек становится вассалом тех духовных сил, что созданы его собственными руками и его собственным воображением. А раз эти духи столь могучи и могут наделять здоровьем или насылать болезни, даровать благо или причинять зло, то мудро искать их благосклонности или задабривать их, когда они раздражены. Именно здесь – корень обетов, жертвоприношений, молитв, то есть, коротко говоря, всего аппарата религиозных обрядов (Durkheim [1912] 1995, 49).
В натуризме верующий тоже предстает пленником воображаемого мира, созданного им же самим, но чуть иначе – не через опыт грез, а через страх перед силами природы. В современных эволюционистских терминах и анимизм, и натуризм можно было бы назвать теориями, возникшими как побочные продукты, сходными по духу, если не в деталях, с утверждениями Старка. Человеческая способность мыслить очень адаптивна, но ее специфическое проявление в случае религии не выполняет никакой функции и может быть столь затратным, что дает ложную картину мира и порождает неадекватное поведение. Отрывок, приведенный выше, даже предвосхищает концепцию «эгоистичных мемов» (Dawkins 1976; Boyer 1994, 2001; Blackmore 1999), согласно которой культура предстает в виде паразитического организма, в собственных целях использующего своего носителя – человека.
Однако Дюркгейм сомневался в том, что нечто столь распространенное и влиятельное, как религия, может быть настолько бесполезным и даже вредным. В ранние времена, пребывая на грани смерти, люди вряд ли могли заниматься таким пустым теоретизированием, ведь верования, не способные дать практических выгод, были бы скоро отброшены, сменившись более адаптивными.