Читаем Собор полностью

— Я боялась, что стану тебя задерживать. Ты много ездил с места на место, а легко ли это делать, таская с собою не первой молодости супругу?

— Глупости! — рассердился архитектор. — Ты на подъем легче меня, и я прекрасно это знаю. Думаешь, мне неведомо, что ты каждую неделю ездишь на Елагин остров кататься верхом? Да разве кто скажет, что тебе сорок восемь? И сорока-то не дадут… Нет, тут что-то не то. Ты хотела от меня отдохнуть, а?

— Я только и делаю, что от тебя отдыхаю, — усмехнулась она, отворачиваясь, чтобы скрыть румянец, проступивший на ее щеках от его комплимента. — Нет, Анри. Если честно, мне хотелось, чтобы ты отдохнул от меня.

— Странное желание! Мы так мало бываем вместе…

— Это верно. Но мы вместе уже давно. Вот в чем все дело… Если бы еще за время нашей разлуки я могла действительно помолодеть лет на пятнадцать, было бы совсем хорошо.

Огюст пожал плечами:

— Помолодеть и мне бы неплохо, Лиз… Столько планов, замыслов. Еще бы одну жизнь! Да с собором только еще лет пятнадцать возиться, никак не менее. Но кто же нам предоставит такую роскошь — молодеть по собственному желанию?

— «Можно ли требовать у господа больше, чем дано другим, если и так имеешь несравненно больше?» — прошептала Элиза и улыбнулась. — Ты правильно написал. Ты все здесь написал правильно, — она тронула тетрадь рукой, погладила ее кончиками пальцев. — Когда я читала, я жалела, что с тобой не поехала. Но, наверное, лучше, что ты бродил по этим храмам один. С тобой говорили те, прежние… те архитекторы, что их строили. И тебе нельзя было отвлекаться, чтобы не пропустить их слов. Ничего, я потом с тобой поеду, в другой раз.

— Это, если он будет. Не знаю, вырвусь ли теперь куда-нибудь до окончания строительства.

Говоря это, Огюст придвинул к камину экран и хотел опять сесть в кресло с тем, чтобы наконец просмотреть принесенные Алексеем газеты, как вдруг дубовые двери гостиной растворились и в их проеме показался Миша Самсонов. Как заведенная юла, он вкатился в комнату, визжа и задыхаясь. За ним, хохоча, гналась Елена, однако, увидев в комнате хозяев, остановилась на пороге и, переводя дыхание, прикусив язычок, сделала поспешный реверанс. Ей минуло двенадцать лет, и она, став маленькой барышней, не могла больше позволить себе нарушать домашний этикет. Но ее пятилетний братишка, не раздумывая, ко двору ли явился, с разбега подскочил к Монферрану и с визгом вцепился в полу его халата.

— Август Августович, спасите! Она меня поймает сейчас!

Архитектор, наклонившись, подхватил озорника под мышки и поднял к себе на плечо.

— Ого! Какой стал тяжелый! Пока меня не было, ты вырос в два раза.

— В три! — закричал Миша, болтая ногами и украдкой показывая язык сестре, обиженно застывшей на пороге. — Это Елена в два… А наша маленькая сестренка Сабинушка, знаете, как растет! Знаете? Вот вы приехали месяц назад, она была вот такая, а сейчас уже в-о-от такая!

Он развел ручонки в стороны, покачнулся на плече у Монферрана и, ойкнув, обеими руками обвил его шею.

— Про сестренку говоришь, а сам сейчас разбудил ее, — подала голос с порога Елена. — Скажите ему, Август Августович, чтоб он не шумел, когда малютка уже спит.

— И вам обоим уже пора спать! — заметил, глянув на часы, Монферран. — Что это такое, в самом деле? Да где же ваша матушка, что позволяет вам в такое время бегать по дому, а?

— Вы матушку с батюшкой сами давеча в театр отпустили, — напомнила Елена. — С Сабиной сидит Варвара, а я присматриваю за Мишей. Только он меня не слушается…

Во время отъезда архитектора в «доме каменщика» произошло важное событие: у Анны родилась дочь. Ее не крестили, ожидая возвращения Алексея, который, вернувшись, был приятно изумлен: письмо Анны с известием о рождении дочери не догнало управляющего во Франции, и он узнал об этом, лишь переступив порог особнячка на Мойке. По всеобщему соглашению новорожденную назвали Сабиной в честь ее умершей бабки.

Покуда Монферран урезонивал расшалившегося Мишу, за окнами дома протарахтела карета, потом цоканье подков и скрип колес разом смолкли, и снизу донесся пронзительный звон дверного колокольчика.

— Кому бы это быть в такую пору? — удивленно проговорила Элиза. — Если бы Алеша с Аней вернулись, так они бы звонить не стали, да и рано еще…

Архитектор опустил на пол Мишутку и подвел его к сестре:

— Ну-ка, Элен, уложи его спать. Кто-то явился по делу, не иначе, а вы тут бегаете… Что люди подумают?

Миша захныкал, Елена обиженно поджала губки, но ослушаться ни тот ни другая не посмели.

Снизу послышались голоса, потом в гостиную вошел запыхавшийся привратник и доложил:

— Там к вашей милости господин Витали.

— Главный скульптор! Вот это визит… Что такое могло случиться, что его принесло на ночь глядя?!

И с этими словами Монферран, не дожидаясь появления визитера, сам бросился к бронзовой лестнице.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза