Читаем Собор полностью

В коридор вышел Алексей и, глянув на дверь, над которой опять забрякал колокольчик, перевел взгляд на Элизу.

— Что делать, Элиза Эмильевна? — спросил он спокойно.

Услышав Аннино «нельзя, барин», Огюст догадался о том, что случилось, но все же он отшатнулся, когда Элиза, повернувшись к нему, тихо и твердо произнесла:

— Анри, в твоей библиотеке… там — раненый офицер. Я подобрала его на лестнице за три часа до твоего прихода, когда в очередной раз выходила тебя встречать.

У Монферрана на мгновение явилось желание непристойно выругаться, однако оно мелькнуло и исчезло, а в сознании вдруг возникла странная мысль: «Когда-то такое уже было. Когда же? Ага, помню! Это когда за Тони гнались жандармы. Ну да! В самом деле похоже!»

Колокольчик опять стал надсаживаться. Огюст подошел к двери и спросил, наклонившись вперед, не повышая голоса:

— Что надо? Кто такие?

— Прошу прощения! — отозвался из-за двери хрипловатый голос. — Полиция, сударь. Приказано квартиры все осмотреть. Днем дворник видел у вашего крыльца подозрительное лицо. И кровь у вас на лестнице. Откройте. Мы бунтовщиков ищем. Цареубийц.

— У нас таких нет, — спокойно сказал Монферран.

— Август Августович, — зашипел ему в ухо Алексей. — Я скажу, что это я впустил его, а вы не знали…

— Молчи! — Огюст резко обернулся, взгляд его стремительно пронесся по коридору. — Молчи уже…

— Откройте, сударь, — снова настойчиво проскрипел голос за дверью. — Мы посмотрим и уйдем.

— Да не может у их быть, — донесся еще один голос, и Монферран узнал здешнего дворника Игнатия. — У кого угодно, да не у них… Это ж человек известный, строитель. Чего ему бунтовщиков прятать?

— Мне велено все осмотреть! — отрезал хриплый.

И тут Огюст толкнул Алексея в плечо и шепнул ему:

— Быстро, Алеша, быстро! Часы к двери!

Алексей понял приказ и живо метнулся к высоченным старинным часам, что стояли у стены посреди коридора. Эти музыкальные часы-шкаф Монферран, не удержавшись, купил год назад на какой-то распродаже и установил в коридоре, ибо для любой из комнат они были велики. Часы были настоящим произведением искусства, их оформление приводило в восторг всех, кто приходил в гости к Монферрану, однако били они так громко, что будили всех в квартире, и Огюст вскоре, поковырявшись в механизме, лишил их боя.

Зная, как тяжел громоздкий шкаф, архитектор подскочил к слуге и помог ему сдвинуть часы с места. В несколько секунд они передвинули их на две сажени вправо, шкаф заслонил и совершенно скрыл дверь библиотеки, притиснувшись к стене детской.

После этого Огюст вернулся назад и спокойно отворил входную дверь.

Вошли трое полицейских, один из которых, судя по всему офицер, держал в руке обнаженную саблю, и с ними дворник Игнатий.

— Извиняемся, ваша честь! — пробормотал он в сильном смущении, прошмыгивая мимо Монферрана.

— Кто предписал вам, сударь, учинять обыск в моей квартире? — резко спросил Огюст офицера. — Вы знаете, кто я такой?

— Знаю, ваша милость, — ответил полицейский. — Знаем-с, что при дворе служите… Но закон-с! Бунт был сегодня. А тут видели бунтовщика. Позвольте-с только в комнаты заглянуть. И мы тотчас уйдем. Приказ генерал-губернатора — искать везде и всюду.

— Не городите вздора! — прорычал Монферран. — Генерал-губернатор убит. Я это видел своими глазами.

— Стало быть, помощника, сударь… Либо нового уже назначили. Я не знаю, но мне так велено. Не извольте гневаться.

— Ну хорошо же! — глаза архитектора метали молнии. — Как вам угодно, но имейте в виду, так просто вам это не обойдется. Лезьте же, куда хотите: в шкафы, под кровати. Извольте! Однако со мной шутки плохи, запомните!

Офицер, пожилой и опытный служака, слышал не раз такого рода угрозы и знал, что они не всегда пусты, но долг пересилил в нем опасения, к тому же он был только исполнителем чужой воли. Втроем стражи порядка заглянули в каждую из комнат. Сначала — в привратницкую и комнатку горничной, причем там и там не постеснялись действительно нагнуться, чтобы заглянуть под кровати, и приоткрыть дверцы платяных шкафов. То же произошло и в хозяйских спальнях, а в кабинете офицер полез было под письменный стол, но у него заломило поясницу, и он разогнулся с кряхтением, понимая, как нелепо искать бунтовщика под столом. В гостиной прятаться было негде — туда полицейские не стали и заходить, только посмотрели через порог. Однако Огюст указал офицеру на пылающий камин и настойчиво посоветовал:

— Туда посмотрите, туда! Может, он из породы саламандр!

— Чертей не ловим-с! — отрезал офицер и, дойдя до конца коридора, остановился перед дверью детской. — А что здесь имеется?

— А вы зайдите и посмотрите! — понижая голос, но так же яростно ответил хозяин и, так как офицер заколебался, схватил его за рукав и, распахнув двери, втянул в комнатку.

Луи спал крепко. Шум в коридоре не разбудил его. Под опущенной кисеей просвечивало его хрупкое личико.

Огюст близко поднес свечу в подсвечнике к изголовью колыбели, отдернул полог, осветив спящего ребенка, и глухо прошипел в лицо опешившему офицеру:

— Ну? Похож он на вашего цареубийцу?! Заберете или нам оставите?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза