Собор

— Какая разница, что я думал, когда шел сюда? Важно то, что я теперь думаю.

Она лишь чуть-чуть повернула голову, но он успел заметить ее легкую, ласковую улыбку.

— Анри, я тебе очень благодарна, — тихо сказала она.

— За что? — искренне удивился молодой человек.

— Ну… За то, что ты такой добрый, нежный… И… Ведь тебе со мной было не хуже, чем с другими женщинами, да?

Он сзади обнял ее, перегнулся через ее плечо, провел губами по бархатной теплой щеке:

— Лиз, так хорошо, как с тобой, мне было только с одной-единственной женщиной. Ее звали Мария Луиза.

Элиза вздрогнула, испуганно обернулась:

— Ты сказал «звали»? Ты оговорился?

— Нет. Когда ей было тридцать три года, а мне — семнадцать, она умерла. Эго была моя мама.

— Мария Луиза, — чуть слышно повторила девушка. — Я стану молиться за нее, Анри!

— Да, молись за нее, Элиза, ибо твои молитвы слышит бог. Я убедился в этом… Отец рано умер, а родня его ее очень обижала, особенно дядя Роже… Их злило, что отец женился на дочери купца. Мои родственники, маленькие снобы, решили, что это мезальянс.

Элиза разлила кофе, поставила его на столик возле окна, достала печенье и засахаренные фрукты в вазочке богемского хрусталя.

— Садись, Анри, завтракать. Ты извини, еды у меня немного: я не ждала гостей… А скажи, отчего твои родственники не любили твою матушку? Я слышала не раз, что дворяне женились на простых девушках, правда, редко.

Огюст засмеялся:

— Это все Роже. Другие бы промолчали, а он… Господи, прости, что так поминаю! Ты слышала такое выражение: «Мещанин во дворянстве»?

— Да. И читала. Я за эти годы очень много успела прочитать, Анри. Я уже не так наивна, как была, когда мы познакомились. Но только при чем здесь твой дядя? Он же настоящий дворянин.

Огюст взял у Элизы чашечку кофе и, размешивая в нем сахар, весело посмотрел на девушку:

— Раз на то пошло, я нарисую тебе наше генеалогическое дерево, чтоб ты знала, кто я и что. Прежде всего, Роже, царство ему небесное, любил повторять: «Древний и славный род». Род, и правда, древний. Рикары, говорят, жили в Оверни чуть ли не со времени Людовика XI. Среди них бывали и славные вояки, и отчаянные наездники, и охотники, и моряки, но только дворянским наш род не был, и фамилия сама об этом говорит. Дворянство получил мой прадед, его тоже звали Огюстом, и это вторая причина, отчего меня, единственного наследника рода, стали так называть. Однако же случай, сделавший прадеда дворянином, моя родня ото всех хранит в тайне. Отец поведал ее матери, а мать — мне под самым строгим секретом.

Глаза Огюста смотрели насмешливо и загадочно, он улыбался, поднося к губам чашечку, и Элиза не утерпела:

— А мне ты не расскажешь этот случай, Анри? Я никому-никому…

— Да? Допустим. Ну, так слушай же. Многие в нашем роду были связаны с лошадьми. Мой отец служил в казарме берейтором, занятие как раз для бедного дворянина. Берейтором был и прадед, только ему повезло служить при дворе его величества Людовика XV. Как-то раз королевский двор выехал на охоту. Охотились где-то в Арденнском лесу. Красотою пышного охотничьего наряда блистала мадам де Помпадур[16]. Но ей случилось в этот день о чем-то повздорить с королем и, обиженная, она ускакала одна в густую рощу, чтобы быстрой ездой остудить свой гнев. Не знаю уж, как это приключилось, но только конь ее понес, и маркиза не удержалась в седле. Она упала, но ножка ее застряла в стремени, и, если бы ее светлость не ухватилась вовремя за край бархатной попоны, взбесившийся конь потащил бы ее головою по земле.

— Какой ужас! — ахнула Элиза.

— Да уж, думаю, она пережила тяжкие минуты, бедняжка маркиза… Но ужаснее всего ей, как мне кажется, представлялась даже не возможность гибели, а неизбежность позора: конь нес ее прямо к тому месту, где расположились на берегу реки король и придворные. Еще несколько минут — и они должны были ее увидеть, но в каком облике! О-о-о! И тут на пути бедной маркизы попался мой прадед, мсье Огюст Рикар. Он ехал верхом, ведя в поводу еще двух лошадей для охотников. Увидя, в каком положении оказалась бедная женщина (а кто она такая, он и не подозревал), храбрый берейтор бросил упряжь запасных лошадей, ринулся вскачь наперерез коню маркизы и, перескочив ему на спину, сумел его остановить. И, только сняв с седла полумертвую наездницу, понял, кто это…

Маркиза поблагодарила его, разумеется намекнув, что в случае, если он окажется нескромен, ему придется умолкнуть навеки, затем она подарила ему перстень со своей ручки, попросила отыскать ее парик; сколько было возможно, привела себя в порядок и отправилась к королю. Не знаю уж, что она рассказала его величеству, но на другой день король вызвал к себе берейтора Рикара и, наградив его тысячью пистолей, пожаловал ему потомственное дворянство, однако повелел вернуться из Парижа в Овернь. Ну и как? Интересно тебе было это слушать?

— О, даже очень! — с настоящим восторгом проговорила Элиза. — Как будто из рыцарского романа история. Но ты открыл мне фамильную тайну. Отчего?

— А чтобы ты не ставила между нами стены, моя милая маленькая Лизетта!