Соболя

Об одном жалел Андро — о том, что в садах совхоза нет винограда и маслин. Зато здесь росли сливы, и отец ни разу не кормил Андро мамалыгой. Он ел пшеничный хлеб, молоко и масло. Он был счастлив.

Минул год. Андро ходил в школу вместе с Манькой. Снова были морозы. И однажды учительница сказала:

— Вот, дети, скоро у нас годовщина Красной армии. Кто мне скажет, что такое Красная армия и за что она боролась?

Сорок детских рук поднялись над головами.

— Скажи ты, Маня.

Маня ответила:

— За землю.

— Так, это верно, крестьяне боролись за землю. Но ведь Красная армия — рабоче-крестьянская, за что же рабочие боролись? Кто скажет?

Снова сорок рук поднялись над головами. Поднял руку и Андро.

— Скажи ты, Андро.

Андро вскочил и крикнул:

— За землю!

Дети засмеялись. Манька, сидевшая позади Андро, ущипнула его за спину. Андро оглянулся, увидел смеющиеся лица и крикнул еще громче, еще тверже:

— За землю!

Класс шумел, учительница смеялась, а Андро упрямо шептал: «За землю, за землю» и, наконец, заплакал, так как не знал пока, за что же еще, кроме земли, могут бороться люди.

Но он узнает.

Пастух

 вышел за деревенскую околицу и не заметил, как далеко ушел. Начался лес, и молодые дубы и сосны окружили меня. До заката было уже близко, но воздух еще был горяч, сильно пахло лесом, и по небу, не закрывая солнца, плыли облака. Вдруг в листве прошумел дождь, короткий, как взмах крыла. Но небо быстро очистилось.

Я вышел на опушку.

Лес кончался загороженным лугом, на котором паслось стадо. За лугом до самого горизонта тянулась рожь. Солнце косо освещало ее, стараясь залить золотом, но, еще молодая, она не давалась и густо и радостно зеленела на низинах.

После дождя с открытого неба лилась тишина, и в этой тишине я слышал только шорох своих шагов и какое-то странное жужжание.

Я поднял голову.

На краю поляны, спиной к лесу, стоял человек и читал вслух.

Я в изумлении остановился. Что мог читать этот человек один в поле? Я принял его сначала за красноармейца. На нем был шлем, зеленая гимнастерка с портупеей. Но, вглядевшись, я увидел, что это не портупея, а перекинутый через плечо кнут. С травы поднялась черная собачка и посмотрела на меня.

Косясь на собачку, я подошел ближе. Человек оглянулся и перестал читать.

— Не бойтесь, — сказал он, — она зря не бросится.

Пастух был молодой, еще подросток, не старше восемнадцати лет, с широкими, точно припухшими скулами. Но в сапогах и в шлеме он показался мне совсем взрослым.

Я поздоровался.

— Здравствуйте, — ответил он и приложил руку к шлему.

— Что это вы читаете? — спросил я.

Он ответил:

— Читаю руководство, как пасти в ночном стадо.

— Руководство? — удивился я и с любопытством посмотрел на пастуха.

— Вы, наверное, курсант, на практике здесь? — спросил я.

— Нет, я уж напрактиковался. Теперь — пастух, тут вот, в Полковском колхозе.

— Как пастух?

— Так просто пастух, стадо пасу, и все, — сказал он.

Но всей своей аккуратной фигурой, одеждой и речью он так мало походил на пастуха, что я спросил его:

— А не скучно вам на этой работе?

Он не ответил. И по лицу его было видно, что вопрос мой не понравился ему.

Он снял кнут с плеча и с силой взмахнул им. Резкий звук прокатился по лугу. Две коровы, бродившие у загороженного поля, дружно бросились в сторону. Собачка затрусила к ним, но потом, раздумав, вернулась обратно.

— Много у вас коров? — спросил я, все же стараясь завязать разговор.

— Много. С одной только колхозной фермы тридцать. И еще хозяйские, — сказал пастух и вдруг горячо, как бы сердясь, добавил: — Пастух, говорите вы! Что ж такое пастух? Думаете, как раньше бобыля какого-нибудь пошлют. Не-е-т, — с торжеством протянул он, — такого теперь не пошлют! Что он понимал? Ничего! А я каждую скотину понимаю. Я каждую траву знаю. Я ботанику Флерова читал.

И, как неожиданно он рассердился, так же неожиданно замолчал.

Потом медленно свернул цыгарку и продолжал:

— Вот вы спрашиваете, не скучно ли на этой работе, а я вам скажу: подружился с коровами, как с людьми. Такое я наблюдаю между ними, что вы не поверите. Вон видите ту черную, с одним рогом, которая к загородке бежит? До чего вредный характер у скотины! Вы думаете, чего она бежит? Травы не нашла? Нет! Зависть ее мучает. Все ей кажется, где другие коровы щиплют, там трава лучше. Так и бегает весь день. Сама плохо ест и другим мешает. Хоть к дереву ее привязывай.

Я рассмеялся.

— Вы не смейтесь, я правду говорю.

Мы замолчали. Стадо паслось в тишине, и мне казалось, что кто-то с частыми вздохами безустали стрижет и стрижет траву.

Вдруг пастух с беспокойством огляделся по сторонам. Собачка тоже вскочила.

Только сейчас я хорошо разглядел ее. Маленькая, с ободранными боками, она казалась жалкой. На животе ее виднелись рубцы. Но желтые с блеском глаза из-под нависшей шерсти проницательно смотрели на пастуха.

— Где же Лысуха? — тихо с укором спросил он.

Собачка посмотрела в сторону леса и без лая бросилась бежать. Ее тело на сухих, жилистых ножках легко переносилось через бугорки, поросшие лисохвостом и белым клевером. Вскоре далеко в лесу раздался ее тонкий и нервный голос.