Соблазны

Хелена вернулась с работы домой. По пути купив на рынке Зоннберг фруктов и овощей. Сразу понесла пакеты на кухню. Из гостиной доносились голоса. "Нет. Это не твой телефон. Тебе нельзя звонить". Хенрик уговаривал девочку. Спокойно. Пытался объяснить Барбаре, почему ему необходимо позвонить. Судя по всему, так продолжалось уже довольно долго. Терпение его было в значительной степени напускным. Барбара продолжала на него кричать. Ответы Хенрика становились все более раздраженными. Еще немного — и он потеряет терпение. Он ударит ребенка? Хелена бросилась в гостиную. Барбара подбежала к ней и расплакалась. Хенрик стоял у окна, скрестив руки. Что случилось? Сквозь слезы Барбара закричала, что Хенрик все время звонит. А бабушка ругается. Потому что это очень дорого. Хенрик все стоял у окна. Сжал губы. Молчал. Хелена взяла Барбару за руку и пошла с ней в детскую. Катарина сидела за своим столиком и писала в тетрадке. Хелена присела на детский стульчик. Хотела поговорить. О том, у кого какие права. Кому что можно. И если она позволяет кому-нибудь пользоваться телефоном. Или ванной. Или еще чем-то. То девочки должны с этим считаться. Но сказала только: "Постарайся быть чуть повежливее". Оторвавшись от работы, Катарина сказала, что Барбара просто хотела позвонить Аните. И не смогла. Потому что он говорил. Хелена вздохнула. "Он правда звонит целый день?" Девочки кивнули, глядя в пол. Хелена все сидела. А в тот момент, когда она собралась встать и пойти к Хенрику, услышала, как хлопнула входная дверь. Хелена пошла поглядеть. Хенрик ушел. Хелена долго стояла у окна. Там, где только что стоял Хенрик. Она устала. Беспокоилась о Пупсике и прежде всего — о Софи. Ей было грустно. Не знала, как быть с Хенриком. По всему выходило, что все кончено. Вопрос, что он делал прошлой ночью. При одной мысли об этом желудок сводило. Разливалась желчь. Хелена убрала покупки. Разложила все по местам. С удовольствием поспала бы. Но боялась, что тогда не сможет уснуть ночью. Она достала телефонную книгу и нашла там букву Г. Г, Гертнер. Обнаружилось две Ильзы Гертнер. Хелена долго колебалась. Полшестого. Грегор еще может быть в институте. Фрау Гертнер — тоже. Хелена набрала номер Ильзы Гертнер, проживающей в седьмом районе. Она смутно припоминала, что фрау Гертнер живет в седьмом районе. Но могла и ошибиться. На пятом звонке трубку сняли. Фрау Гертнер назвала свой номер. Хелена сразу узнала голос. Она представилась и спросила Грегора. Ей необходимо срочно поговорить с ним. Не там ли он? Фрау Гертнер отвечала отрицательно. Холодно. Хелена извинилась. Не могла бы фрау Гертнер кое-что передать Грегору? Речь идет о фрау Шторнтберг. Ее пришлось доставить ночью в больницу. Ей очень плохо. Грегор должен позаботиться о ней. Это его обязанность. И из-за ребенка — тоже. Фрау Гертнер молчала. Ей очень жаль, продолжала Хелена. Но это необходимо. Фрау Гертнер сдавленно произнесла, что все передаст. И положила трубку. Хелена собиралась еще поблагодарить ее. Потом она набрала институтский номер Грегора. Он взял трубку немедленно. Словно ждал звонка. Хелена сказала, что это, к сожалению, всего лишь она. Говоря, уже ненавидела себя. Знает ли он, что с Пупсиком. Пупсик этой ночью чуть не умерла. Он должен что-то сделать. Ей очень плохо. Зачем она рассказывает об этом ему, спросил Грегор. Вызывающе. Ему нет до этого никакого дела. Есть отец ребенка. Хелена сидела. Чуть не раздавила трубку. Ей снова страстно захотелось всадить нож в грудь этому человеку. Втыкать снова и снова. "Полагаю, что рано или поздно тебе придется выполнить свои обязательства", — молвила она. "Что за обязательства?" — Грегор развеселился. "Послушай, — сказала Хелена, — у тебя связь с этой женщиной. Да может быть, она и сделала-то это из-за тебя". — "Она так сказала?" — резко спросил Грегор. Хелена положила трубку. Очень осторожно. Аккуратно. Телефон звонил. Всякий раз, как он начинал звонить, Хелена поднимала трубку и аккуратно клала ее обратно. Все казалось страшно далеким и нереальным. Потом позвала дочек. Они отправились в парк Тюркеншанц. Девочки носились по площадке аттракционов. Малышей уже не было. Все дома. Ужинают. Все было свободно, и не было собак, которые там писают и гоняются за детьми. Девочки качались, и катались, и лазили, и прятались, и гонялись друг за другом. Визжали. Хелена сидела с краю на скамеечке. Желудок камнем лежал в животе и давил на сердце. Она улыбалась дочерям. Махала. Бросала воздушные поцелуи, когда одна из них махала с очередной лазалки с криком: "Мама, мама, гляди же!" Одновременно чувствуя запах воды в ванне. Холодной воды. Грязной. Где-то рядом. За спиной. Хелена размышляла о том, чем это все может кончиться. Где выход. Потом спазмы в горле и тревога так усилились, что Хелене было не усидеть на месте. Хотелось пойти дальше. Двигаться. Девочкам хотелось побыть еще. Хелена рассердилась. Слышала, как ее голос становится все громче и громче. Дочери недовольно семенили рядом. Даже походить нельзя, когда хочется, думала Хелена. Глубоко дышала. Чтобы отпустил спазм. Вспомнила, как хрипела Софи. Взяла дочек за руки и спросила, как дела в школе. Беседуя обо всем на свете, они вернулись домой. Хенрик стоял в кухне. Повязал передник. Варил спагетти. Улыбнулся им всем. Хелена подошла к нему. Он распростер объятия. Делая последние три шага, Хелена подумала, что должна поговорить с ним. О последней ночи. О деньгах. О телефоне. Хенрик обнял ее. Хелена уперлась лбом ему в плечо. Ей пришло в голову, что с каждым мужчиной в ее жизни она говорит об одном и том же. Хелена устала.