Соблазнительный шелк

— Как лицемерны вы, аристократы, — горько усмехнулась она. — Вы считаете нормальным волочиться за женщиной, занимающей низкое положение в обществе. Вы также ничего не имеете против того, чтобы оказаться в ее постели. Но выйти с ней в свет… Немыслимо. Друзья подумают, что вы лишились рассудка. Они решат, что я вас одурачила. Пленила и подчинила себе. Они скажут, что великий английский герцог стал рабом пусть эффектной, но все же ничтожной маленькой плебейки.

Герцог пожал плечами.

— Вы так считаете? Ну что ж, будет забавно увидеть, как у них отвиснут челюсти. Вы будете в красном?

Марселина встала. Герцог тоже. В любой ситуации он оставался джентльменом.

— Вы показываете свою решительность? Хорошо получается, отдаю вам должное. Но я же знаю, что вы передумали. И поскольку я благородная женщина, и все, чего я хочу, глупый вы человек, это одевать вашу супругу, я освобождаю вас от условий пари, которое вы не должны были заключать. Я делаю это, потому что вы мужчина, а мужчины временами думают не мозгами, а совсем другим органом.

Мадам Нуаро взяла ридикюль и поправила шаль, некстати вспомнив мимолетное прикосновение его пальцев к своей коже.

Усилием воли отбросив непрошеное воспоминание, она направилась к двери.

— Прощайте, — сказала она. — Надеюсь, несколько часов сна вернут вам здравый смысл, и мы с вами останемся друзьями. В этом случае я с нетерпением жду нашей встречи в пятницу. Возможно, мы увидимся на набережной Вольтера.

Кливдон пошел за ней к двери.

— Вы привыкли распоряжаться, — сказал он. — Я не привык, чтобы женщины мной командовали.

— Мы, буржуа, все такие, — усмехнулась она. — Никакой утонченности и такта. Деловые люди. Что с нас взять?

Марселина вышла в пустой коридор. Из одной комнаты слышалось невнятное бормотание. Значит, кто-то все еще играл. Откуда-то донесся храп.

Она слышала шаги герцога за спиной.

— Я задел ваши чувства, — сказал он.

— Я портниха, — усмехнулась Марселина. — Мои клиентки — женщины. Если вы хотите задеть мои чувства, вам придется приложить такие большие усилия, что вы сочтете их для себя неприемлемыми и умственно, и физически.

— Я чего-то не понимаю, — сказал герцог. — Вы были исполнены решимости одевать мою герцогиню и готовы были не останавливаться ни перед чем. Но вы остановились. И готовы сдаться.

— Вы меня недооцениваете. Я никогда не сдаюсь.

— Тогда почему вы предложили мне убраться к черту?

— Вовсе нет, — возразила Марселина. — Я просто разрешила вам не выполнять условия пари — это право победителя. Будь вы способны мыслить здраво, вы бы его никогда не предложили. А если бы я не поддалась на вашу провокацию, то ни за что бы не согласилась. Вот так.

— И все-таки вы боитесь, — констатировал герцог.

Марселина резко остановилась и оглянулась. Мужчина улыбался. На его слишком чувственных губах играла самодовольная улыбка.

— Что вы сказали? — тихо спросила она.

— Вы боитесь, — повторил он. — Это вы думаете, что о вас скажут люди и как они станут к вам относиться. Вы готовы проскользнуть на бал тихо и незаметно, как вор в ночи, надеясь, что вас никто не заметит, но вас приводит в ужас мысль о возможности войти в зал под руку со мной, когда все станут на вас глазеть.

— Мне жаль лишать вас иллюзий, ваша светлость, но то, что вы и ваши друзья думаете и говорите, важно по большей части для вас, а вовсе не для других людей. Я рассчитываю, что меня никто не заметит, по единственной причине: шпион предпочитает действовать незаметно. Вам даже в голову не пришло, что возбуждение, связанное с тайным проникновением туда, где тебя никто не ждет, и столь же незаметное возвращение обратно сделает для меня эту вечеринку забавной.

Марселина продолжала идти по коридору, и лишь участившееся дыхание выдавало ее волнение. Ее самоконтроль был достоин всяческого уважения, но все же она позволила мужчине себя спровоцировать. Она всего лишь хотела одевать его будущую жену, и ничего больше, но каким-то образом оказалась втянутой в совсем другую, ненужную ей игру.

За спиной снова раздался негромкий голос:

— Трусиха.

Слово эхом прокатилось по пустому коридору.

Трусиха? Она, которая в возрасте двадцати одного года отправилась в Лондон с жалкой горсткой монет в кошельке и непомерной ответственностью на плечах — больным ребенком и двумя юными сестрами, поставив на карту все ради иллюзорной мечты. Только ее смелость позволила им всем выжить.

Марселина остановилась и повернулась к герцогу.

— Трусиха, — тихо повторил он.

Она бросила ридикюль, схватила мужчину за шейный платок, рывком притянула к себе и жадно поцеловала.

Глава 4