– Хотя она должна была ему сказать. Я имею в виду свою жену. Должна была. Иначе бы он не приехал.
– Элерик здесь? – Сидони чуть не подпрыгнула от радости. – Я не видела его.
– Полагаю, мать заставила его пройтись с ней по бальному залу. Конечно, он рвется к вам, но мать, без сомнения, напомнила ему об этикете. – В тоне герцога Сидони не почувствовала ни одобрения, ни осуждения. – Итак, они говорят, я умираю, и моя жена просит выполнить ее желание. Когда я умру, ей не на кого будет опереться, жалуется она. Поэтому она хочет мира для всех нас.
– Мне кажется, ее светлость очень любит вас обоих.
– Теперь мы с моим сыном чужие друг другу, – просто сказал герцог. – Для нас это предпочтительнее.
Сидони отнюдь не была уверена, что это предпочитает Элерик, но решила промолчать. Отдохнув, Гравенель снова предложил ей руку, и они спустились в сад.
– Мой сын попросил вашей руки, мадам Сен-Годар? Моя жена думает именно так.
– Да. Просил.
– Тогда он по крайней мере ведет себя с вами честно. Сидони постаралась задушить гнев в зародыше.
– Я никогда еще не видела, чтобы Элерик вел себя бесчестно.
– Некоторые могут с вами не согласиться, – возразил герцог. – Вы скажете «да»?
С минуту слышался только скрип гравия у них под ногами.
– Я не уверена, – ответила Сидони.
– Выдумаете, он недостаточно богат для брака? – Герцог бросил на нее странный взгляд.
– Напротив.
– Говорят, исправившийся распутник становится лучшим из мужей. Вы не любите его?
Сидони чуть не сказала, что это не его дело.
– Очень люблю. Но я вдова и привыкла сама решать. Я также думаю о том, что скажет общество.
Гравенель выглядел слегка удивленным.
– Конечно, обстоятельства вашего рождения не слишком удачны, – холодно произнес он. – Но это позор вашего отца. Если вы с Элериком поженитесь, то на пару недель вы, разумеется, станете пищей для сплетников. Но мы – Хил-ларды, и никакой скандал не сможет нас погубить.
Сидони не понравился его тон.
– Старые пересуды вряд ли имеют значение. Наверное, вам следует продолжить этот разговор с Элериком. Дайте ему свое благословение, а если не можете, то дайте ему совет.
Сидони хотела уйти, но герцог тронул ее за плечо, и она увидела в его глазах печаль.
– Я не собираюсь отказываться от сына, мадам, если вы имеете в виду это. Сделаю ли я, как вы говорите? Возможно. Но мы столько уже лет идем этим путем. Спрашивается, есть ли смысл поворачивать назад?
– Смысл всегда есть. Пока человекживет. У вас есть сын, милорд, вам нужно лишь пойти к нему и сказать все, что вы считаете нужным. Некоторые родители такой возможности не имеют.
Сидони хотела бы посочувствовать ему, но она знала, что сделала с Элериком гордость этого человека. Она едва удержалась, чтобы не выкрикнуть правду ему в лицо. Но ей не хватило мужества. Она просто пошла назад.
Глава 14,
в которой слово берет Хорас
Леди Кертон, естественно, ждала у дверей в бальный зал, сэр Джеймс стоял рядом. Увидев Сидони и герцога, она с улыбкой направилась к ним. Вдруг лицо у нее вытянулось, улыбка погасла.
– Ваша светлость, вы нездоровы, – прошептала она.
– Да, я нездоров. Доктор не устает ежедневно напоминать мне об этом.
– Прогулка вас утомила. Вы должны пойти в кабинет и отдохнуть. Вы знаете, Фредерик, что говорит доктор? Каждый час полежать десять минут с поднятыми ногами.
К ее удовольствию, Гравенель достал карманные часы.
– Хорошо. Но я обещал Элизабет провести несколько минут с тетушкой.
– Разве Адмита здесь?
– Боюсь, что так, – проворчал он. – К тому же со своей собакой. Да еще в красном бархатном жилете.
– Адмита? В жилете?
– Собака, Изабель. Собака.
Леди Кертон постучала по раскрытым часам в руке герцога.
– Уделите внимание тетушке Адмите. Затем немедленно в кабинет!
Едва герцог удалился, леди Кертон воскликнула:
– Боже, как утомительны эти светские приемы! Я уже ног под собой не чувствую. Наверное, я тоже пойду и дам отдых ногам. Сэр Джеймс, вы позаботитесь о Сидони до моего возвращения?
– Почту за честь… – начал он, но леди Кертон уже покинула их.
Девеллин шел с матерью по бальному залу, не различая лиц в толпе. Небрежно приветствовал людей. Механически отвечал на вопросы. Много времени прошло с тех пор, как он был в этом доме. С тех пор как умер Грег, с тех кошмарных дней, которые предшествовали его смерти, когда отец неотлучно сидел у постели Грега. Чтобы успокоиться, мать начала молиться, часто по нескольку часов подряд. Девеллин тоже нашел успокоение, но в бутылке. Они, все трое, жили как бесплотные тени, ожидая по эту сторону того, что с каждым днем становилось все неизбежнее.
Потом неизбежность стала реальностью, и Грег умер. Его брат. Его лучший друг. Осталась только мать, тихо плачущая, да отец с горящим обвиняющим взглядом. Гнев отца был неудержимым, обвинения – ужасными. И все было правдой. Он считал виновным одного Элерика и продолжал считать до сих пор.
Сегодня Гравенель приветствовал Джорджа Кембла – сына своего брата, незаконнорожденного молодого человека, которого он никогда прежде не видел, с большей теплотой, чем своего наследника.